В 80-е годы прошлого века более 60 процентов производственных предприятий, научных и культурных институтов Плевена поддерживали связи с предприятиями Ростовской области. Были установлены прочные отношения между авторемонтным заводом в городе Левски и заводом «Ростсельмаш», между Таганрогским металлургическим заводом и четырьмя предприятиями в городе Червен Бряг, между заводом «Вапцаров» и заводом кузнечно-прессового оборудования в городе Азове.
Эта многолетняя история взаимоотношений основана на мощном фундаменте, который заложили наши предки.
В далеком болгарском городке Бэла (в годы русско-турецкой войны это было село) в 1965 году появился памятник Юлии Вревской, русской баронессе, которая стала одной из самых первых сестер милосердия из высшего света. Она оставила благоустроенную жизнь и отправилась в Болгарию, на русско-турецкую войну, обыкновенной фронтовой медсестрой. Там она и завершила свой жизненный путь в возрасте 37 лет. Вряд ли кто из дам нынешнего так называемого высшего света способен на сотую долю того, что совершила Юлия Петровна.
Характер выковали на Кавказе
Почему ей достался такой короткий срок? Может, все дело в том, как начиналась и протекала ее жизнь? Дата ее рождения — 25 января 1838 г., по другим данным — 1841 г. (год смерти М. Ю. Лермонтова). Ее отец, боевой генерал, сражался на Кавказе. Ей была уготована обычная судьба барышни того времени, получившей соответствующее воспитание и образование: рано выйти замуж, быть примерной женой и матерью. Но она стала спасителем для тысяч раненых русских солдат, боготворивших ее. Впоследствии в Болгарии ее имя стало святым, а русские поэты и художники посвящали ей свои пронзительные строки и творения, которые, к сожалению, впоследствии были излишне романтизированы и драматизированы. Можно простить творческих людей, как, например, Ивана Тургенева, который написал в своем стихотворении о подвиге Юлии Петровны так, словно он сам был там и воочию видел, как она уходила из жизни. В частности, у писателя были строчки, где говорилось, что она умирала на грязном тюфяке и никто из врачей к ней не подходил. Ничего подобного! По свидетельству очевидцев, за умирающей русской баронессой был организован должный уход, с ней обращались в соответствии с ее чином и званием. Простим же творческим людям их заблуждения и невольные преувеличения и вернемся к личности Юлии Петровны.
Ее жизнь и ее смерть окутаны сегодня множеством загадок, которые даже современники не смогли разгадать, поскольку личный архив баронессы по ее завещанию был уничтожен. Это еще прибавило слухов в высоком обществе. Каким-то чудом уцелела небольшая часть ее переписки с Тургеневым и несколько писем сестре Наталье, которые она прислала с фронта. Из этих писем ясно, что Юлия родилась, очевидно, в Ростове-на-Дону, там, где проходил службу ее отец генерал Петр Варпаховский. Судя по описаниям, детство у девочки было счастливым, проходило оно в окружении любящей матери, отца и еще пятерых сыновей и дочерей. Очевидно, что два младших брата Юлии умерли в младенчестве. Юлия душевно особенно сблизилась со своей сестрой Натальей и писала ей длинные письма из Петербурга, из Смольного института, куда ее в девятилетнем возрасте отдали учиться. В шестнадцать лет Юлия покидает институт — время учебы закончилось. Она приезжает домой, где ее, шестнадцатилетнюю, тут же выдают замуж за Ипполита Вревского, 44-летнего генерала, который командовал войсками Лезгинской пограничной линии во Владикавказе.
Вдова в 18 лет
К сожалению, брак оказался недолгим и закончился трагически. Они прожили вместе всего лишь восемь месяцев.
Юлия осталась вдовой в восемнадцать лет. Ее муж погиб в бою в конце августа 1858 года. При штурме лезгинской крепости Кетури генерал Вревский был смертельно ранен. Он скончался спустя два дня на глазах у молодой жены. Это был единственный генерал, погибший на Кавказе в то время, который был на передовой вместе со своими солдатами.
Его смерть стала серьезным ударом для Юлии, страшным горем. Она надолго слегла с нервным потрясением и не вставала с кровати. Но в своем отчаянии она была не одна. Четверо (а по некоторым данным — двое) незаконнорожденных детей мужа остались на ее попечении. Чтобы по достижении совершеннолетия дети не остались без отцовского наследия, Юлия совершает свой первый и решительный по своей гражданственности шаг. Она пишет письмо императору Александру Второму, где просит дать детям фамилию отца. Эту просьбу удовлетворяют. Также Юлия отказывается от части своего наследства в пользу сирот. Когда об этом узнали в петербургском высшем обществе, сразу же поползли непонятные слухи и домыслы. Некоторые дамы тут же прозвали Юлию «милой чудачкой».
Но ее эти слухи не волновали. Душевная рана Юлии Петровны не излечивались.
В своем горе она обратилась к своим родственникам, которые помогли ей переехать в Петербург. Время лечит. Нужно было как-то жить и растить детей. Вревской помогают устроиться фрейлиной к императрице Марии Александровне. Десять лет Юлия появляется при дворе, отправляется путешествовать вместе с императрицей по курортам Европы. Там она знакомится со многими известными личностями, общественными деятелями. Ее другом и почитателем становится Иван Сергеевич Тургенев. Они много переписываются. Исследователи их взаимоотношений насчитали 48 сохранившихся писем, написанных Вревской Тургеневу. Она была чрезвычайно начитанна. Пожалуй, их связала симпатии Вревской к главным героям романа «Накануне», который Юлия прочла еще в юности. И часто в ее письмах Иван Сергеевич встречает жалобы на жизнь при дворе, моральную неудовлетворенность благополучной жизнью. Между ними завязалась искренняя дружба.
Женщин на войну не брали
12 апреля 1877 года на скаковом поле в Кишиневе был оглашен царский указ о начале воны за освобождение болгарского народа от турецкого ига. В императорской свите присутствовала и баронесса Юлия Петровна Вревская. Дальнейшие ее поступки вызывают глубокое восхищение и преклонение перед этой великой женщиной.
Надо сказать, что участие женщин в военных действиях считалось среди высшего света полнейшим абсурдом. Мужчины XIX века полагали, что для женского пола военные условия немыслимы. Тем не менее в Крымской войне 1853 года в русской армии впервые появились сестры милосердия. Именно в это время широкую известность приобрели имена Дарьи Севастопольской и Екатерины Бакуниной. И тем не менее даже через 20 лет после этого на женщину в походном лазарете по-прежнему смотрели как на диковинку.
Когда началась Русско-турецкая война, Юлия решительным образом перечеркивает всю свою жизнь при дворце. Она продает свое имение, а на вырученные средства организует санитарный отряд (или поезд, по некоторым данным) Красного Креста. Уже этого было бы достаточно, чтобы внести свой вклад в святое дело. Достаточно, возможно, для любого другого человека, но не для Юлии Петровны. Она сменила платье от самого дорогого портного на скромный и строгий костюм сестры милосердия. Так закончилась жизнь баронессы Вревской и началось житие сестры Юлии. Дети-пасынки ее к тому времени уже выросли, окрепли и более не нуждались в постоянной опеке.
Вместе с другими сестрами милосердия от Святотроицкой общины 19 июня 1877 года Юлия отправляется на войну в Болгарию, приезжает в город Яш и начинает работать в 45-м полевом госпитале.
Сколько же мужества, воли, нравственной чистоты было в этой хрупкой на вид петербургской аристократке! Без слова жалобы или упрека переносила она непомерный физический труд, ужасы, страдания — повседневность любой войны. И постоянно стремилась туда, где могла бы принести большую пользу.
Дочь военного генерала, она, конечно же, представляла себе войну, смерть. Однако реальность была куда более ужасающей.
Сохранились ее письма
24 сентября. «Мы сильно утомились, дело было гибель — до тысячи больных в день, и мы целые дни перевязывали до пяти часов утра».
25 октября. «У нас опять работа: ждем 1500 человек раненых. Сегодня было 800, но я нахожу, что работаю мало».
27 ноября 1877 года Юлия уехала в село Бяла, в 48-й полевой госпиталь. Начались дни и ночи без сна и отдыха; но она считает избранный путь единственно правильным и не покидает своего поста.
Короткий путь от Свищова до Бялы раскрывает ей все краски жизни, которые она не может не замечать. Нравятся многоцветные лесные поляны на низких холмах, искреннее гостеприимство мужчин и женщин. Их лица и отдельные славянские слова, произносимые ими, заставляют острее чувствовать сопричастность к освободительной борьбе.
Юлия быстро привыкает к повседневному быту. Встает рано, подметает и убирает комнату в доме, где живет. Обувает солдатские сапоги и пешком идет по еле проходимой дороге более четырех верст до больницы, находящейся по ту сторону Янтры.
«Страна тут дикая, и ничего, кроме кукурузы, не едят. Я живу тут в болгарской хате, довольно холодной, и хожу в сапогах, обедаю и ужинаю с сестрами на ящике (я плачу за это)…У меня в комнате нет ни стула, ни стола. Пишу на чемодане и лежа на носилках», — писала она сестре Наталье.
А еще ей с непривычки было сложно видеть, как жжет с четырех часов утра лучину хозяйка и прядет шерсть, как хозяин, закурив трубку, садится около постели Юлии и долго рассматривает ее — такую диковинную, благородную женщину, не побоявшуюся приехать сюда. Под этими пристальными взглядами всего семейства Юлии сложно даже умыться, и она садится в свой фургон неумытая и сердитая. Обо всем этом она пишет в очередном своем письме.
В конце ноября по фронту разносится весть, что турки отступают. Вревская приезжает в село Обретенник. 30-го числа утром возле села Мечка, неподалеку от лазарета, начинается ожесточенное сражение. Там она с другими двумя сестрами помогает раненым.
Юлия Петровна научилась самостоятельно оперировать: она ампутировала обмороженные пальцы, извлекала пули.
Что ею двигало, заставляя идти навстречу опасности? Детские воспоминания, рассказы отца о войне на Кавказе? Или смерть мужа? Возможно, в опасностях, а не в приторно-придворных интригах и разоблачениях она видела течение настоящей жизни.
Вревская работает, отдавая всю себя делу. В письме к сестре она делится с ней: «Уже совсем свыклась с нашей жизнью, и мне будет скучно, если я что-нибудь не буду делать. Очень довольна своей работой, и тут все меня любят».
Ее любили все — и сестры, и больные. Да и как было не любить ее. Она ассистирует во время операции, дежурит около тяжелобольных, пишет письма, помогает ласковым словом, советом.
В село Бяла Юлия возвращается в середине декабря. Здесь ее ждут больные. Их стойкость поражает Юлию, заставляет ее относиться к ним как к родным, как к своим сыновьям. Ей очень хочется сохранить жизнь каждому больному и раненому, но смерть неумолимо вырывает из ее рук десятки жизней. В январе 1878 года, когда война уже близится к концу, вспыхивает эпидемия тифа.
«Пора ее вернуть!»
Лазарет, где она работает, посещает великий князь Николай Николаевич. Он настоятельно советует баронессе вернуться в Петербург, но она тверда в своем решении остаться. Напрасны и советы начальника больницы.
Князь Черкасский, побывав на приеме у императрицы, спешит передать ее высочайшее пожелание: «Не хватает мне Юлии Петровны. Пора уж ей вернуться в столицу. Подвиг совершен. Она представлена к ордену».
«Как меня злят эти слова! Они думают, что я прибыла совершать сюда подвиги. Мы здесь. Чтобы помогать, а не получать ордена», — сетует Юлия в одном из своих писем.
Новое ее место жительства находится неподалеку от инфекционной больницы. От зари до зари Юлия там — спокойная, отзывчивая. Каждый хочет увидеть ее глаза и почувствовать ее мягкую маленькую ручку.
Архив после смерти — уничтожить!
Трагичен и велик новый год. Последний год ее жизни. Через несколько дней она заражается сыпным тифом — болезнью, которая, наносила войскам большой урон. Вакцину от этой страшной болезни сможет разработать в 1942 году русский врач Алексей Пшеничников.
Юлия мучилась две недели. Она, которая сутками ухаживала за больными, сейчас сама нуждалась в заботе. Но Юлия ни на что не жаловалась. Впадала в забытье, а когда возвращалась память, она приказала сжечь свой архив, два толстых запечатанных конверта. Она не хотела, чтобы в тайниках ее души рылись чьи-то жадные до сплетен руки.
24 января 1878 года ее не стало. Могилу в селе Бяла ей копали раненые русские солдаты. И они несли легкий гроб, не позволив это сделать никому другому.
Сохранилось еще одно, самое длинное письмо, которое 17 декабря из села Обретенник Юлия посылала своей сестре: «30-го в 8 часов утра в 10 верстах началось дело при Мечке. Мы были на самом передовом пункте, но, конечно, в овраге. Я видела издали летящие снаряды, т. е. дым, и к нам беспрестанно привозили по 2-3 человека окровавленных солдат и офицеров. Двоих привезли с раздробленными ногами, и им тут же сделали ампутацию их; один из них уже умер. Сцены были ужасные и потрясающие — мы, конечно, были все в опасности и весь день до глубокой ночи все делали перевязки, нас было всего три сестры, другие не успели приехать. Раненых в этот день на разных пунктах было 600 вместе с убитыми; раны все почти тяжелые, и многие из них уже умерли».
21 декабря. «Я теперь занимаюсь транспортом больных, которые пребывают ежедневно от 30 до 100 человек в день: оборванные, без сапог, замерзшие. Это жалости подобно видеть этих несчастных, поистине, героев. Да, велик русский солдат!».
