Лидер ополчения Донбасса по-прежнему произносит пламенные речи и верит в окончательную победу Новороссии. К слову же «Украина» он прибавляет эпитет «бывшая»
Силовая поддержка
В пресс-центре на Газетном, где и состоялась встреча с журналистами, Павел Губарев появился заранее. Судя по тому, как сильно он намок под дождем — зайдя в здание, он тут же стряхнул воду с волос, — можно было даже подумать, что лидер ополченцев шел по Ростову пешком.
— Простите, можете представиться? — обратилась длинноногая девушка со списком приглашенных изданий к трем парням, что постоянно дежурили в коридоре.
— Мы здесь... просто. Ни от кого, — ответили молодые люди. Девушка, осознав свою ошибку, понимающе улыбнулась.
— Мы и не ожидали такой силовой поддержки, — заметил, остановившись рядом с ополченцами, директор ростовского бюро «РБК-Юг» Денис Третьяков. — Вы не переживайте, у нас спокойно, никаких провокаций.
Немного приведя себя в порядок с дороги, Павел Губарев скрылся за стеклянной дверью вместе с членом Общественной палаты России, дугинцем Валерием Коровиным. О чем была их беседа, не слышал никто, но наблюдать все можно было как на ладони.
— Вы же сюда приехали из Москвы, верно? — попытался я разговорить одного из ребят губаревской охраны. Грозно он не выглядел даже с отращенной черной бородой.
— Да, из Москвы, — простецки ответил парень.
— И со Стрелковым Губарев тоже в Москве встречался? — намекнул я на недавно опубликованные фотографии.
— Да... Прямо дома у Стрелкова!
Когда же полицейский с коротко стриженым ризеншнауцером проверил зал, пресс-конференция началась.
Политрук
Вместо Павла Губарева первое слово взял тот самый соратник Дугина Валерий Коровин. Он и задал некоторую «генеральную линию партии», в рамках которой развивался дальнейший диалог.
— План нашего президента об обустройстве мирной жизни в Украине либо несколько запоздал, либо, наоборот, был запущен раньше, — заявил он. — И тот, кто посоветовал Владимиру Путину этот план, явно преследует несколько иные цели, нежели установление мира на Донбассе. Почему такие мысли приходят в голову? Мы знаем, что с территории ДНР и ЛНР не выведены войска украинской армии. В любой момент они могут возобновить боевые действия. Уже после прекращения огня были попытки его нарушить. Так, украинские войска вошли в населенный пункт Тельманово. Кроме того, украинцы почти в открытую используют перемирие для перегруппировки и пополнения своих рядов. Это напоминает события чеченской войны: ровно в те моменты, когда российские войска готовы были уничтожить отряд боевиков, загнав его в горы, из Кремля поступала команда отступить. Очевидно, что кто-то в окружении Путина не хочет, чтобы донецкая земля была зачищена от киевских карателей. Это предательство тех людей, которым наш президент, возможно, доверяет и поручил урегулировать ситуацию.
Мирному договору, подписанному в Минске, тоже нашли аналогию из истории чеченской войны — Хасавюртовские соглашения. Тогда Чечня де-юре осталась в составе России, но де-факто получила полную независимость. То же самое, по словам Коровина, сейчас предлагается Донбассу.
— Этот план явно реализуют те же люди, которые принимали участие в событиях первой чеченской кампании. Это старая гвардия, которая до сих пор находится при рычагах влияния в России. К тому же мы прекрасно знаем, что договариваться с Киевом — это крайне наивно, особенно с учетом того, что ни одну из договоренностей киевская хунта не выполнила. Все помнят соглашение, которое подписывал при посредничестве Европейского союза еще Янукович. Свежи в памяти и все предыдущие договоренности. Считать, что Киев выполнит свои обязательства и предоставит Донбассу сколько-нибудь значимые особые условия, не стоит. На что рассчитывает президент? Те, кто его толкает на это, явно рассчитывают на мелкие финансовые преференции, на личную наживу. Они попросту конвертируют доверие народа к Путину в свои доходы, не думая об имидже президента. А ведь в случае провала спросят именно с него, а не с них.
В течение всей этой речи, укладывающейся в традиционную для русского менталитета концепцию «хороший царь — плохие бояре», журналисты играли в игру «сфотографируй Губарева». Лидер ополченцев сидел потупив глаза, и каждый раз, когда он хотя бы чуть-чуть приподнимал голову, в зале раздавались множественные щелчки затворов.
Все плевали
— Мы должны понимать, что если сейчас мы не отвоюем Новороссию, то она будет потеряна для русского мира навсегда, — продолжил идеологический посыл Павел Губарев. Его речь была ровная и монотонная, как метроном. — Потому что целое поколение уже выросло на украинской пропаганде и представляет собой феномен утерянной этничности. Когда меня спрашивают, за что воюет Новороссия, в самом вопросе уже содержится ответ. Новороссия воюет за Новороссию. И когда мы говорим слово «Новороссия», мы подразумеваем не ДНР и ЛНР, а ту территорию бывшей Украины, которая является исторически, этнически, ментально, цивилизационно частью русского мира. Это территория, где традиционно голосовали за пророссийские политические силы. Это ДНР, ЛНР, Харьковская, Днепропетровская, Запорожская, Херсонская, Николаевская и Одесская области. Я бы еще включил в нее несколько районов Кировоградской области — так называемую Новую Сербию.
Что же касается договора о мире, которого многие ждали так долго и с такой надеждой, то его лидер донецкого ополчения назвал «просто бумажкой», которую никто даже не думал принимать во внимание.
— Он не соответствует ни настроениям, ни чаяниям людей. Невозможно объяснить человеку, который проливал кровь и потерял на фронте друзей, что он воевал за то, что больше денег будут оставлять здесь, губернатора можно будет выбирать, а по сути — деньги будут распиливаться не киевскими олигархами, а местными. Кроме того, своим приказом Порошенко просто не может остановить войну. Да и не хочет. У него есть цель — продолжать этот конфликт, потому что президент зависит от целей заказчика — США: разжигать конфликт в подбрюшье России, ослабляя ее, раскачивая там общественное мнение, — это происходило всегда. Даже если предположить, что приказ об остановке войны будет отдан, такие батальоны, как «Днепр», «Азов», «Айдар», подчиняются Министерству внутренних дел лишь формально. Реально же они подчинены тем, кто вкладывал в них деньги. Еще есть батальоны «Правого сектора», которые не подчиняются вообще никому. Они часто используются в качестве заградотрядов, иногда «отжимают» оружие друг у друга. Национальная гвардия, сформированная из активистов Майдана, также больше ориентируется на свое видение, нежели на приказы руководства. Неоднородна даже регулярная армия: там есть контрактники, там есть срочники, там есть насильственно мобилизованные люди.
Что же касается режима прекращения огня, то я могу сказать, что его не было. Когда объявили о прекращении огня, я был рядом с командиром одной из бригад. Ему в это время сообщали о двух «двухсотых» (убитых. — Прим. ред.) и нескольких «трехсотых» (раненых. — Прим. ред.) в аэропорту. Разговоры о том, что кому-то просто не доложили о перемирии, — глупости. До сведения всех было доведено, но все плевали.
Враг моего врага
Разрозненность и неоднородность — признаки, характерные не только для тех, с кем воюет Губарев. То же самое можно сказать и о так называемом ополчении Донбасса. Но признает ли это он сам?
— Павел Юрьевич, что вы можете сказать о таких военных подразделениях, как «Оплот», Русская православная армия, батальон «Восток», который заявил о непричастности к ДНР, казаки атамана Козицына? Они — это армия Новороссии? Они — это народное ополчение Донбасса? — спросил я.
— Козицын свою позицию обозначил, — ответил Губарев. — То же самое можно сказать и о командирах батальонов «Восток» и «Оплот». Если есть аналитические способности, легко понять, кто куда тянет. Кого-то лично критиковать или осуждать — у меня нет такой цели, поэтому я буду уклоняться от подобных вопросов.
— Это означает раскол? — продолжила за меня коллега.
— Поймите, что в ситуации гражданской войны у нас разные взгляды. Но тем не менее враг у нас один — киевская хунта. В определении врага у нас разногласий нет. В определении будущего — есть. Но они не критичны.
Ты мужик?
Изучая интернет-сообщества жителей Луганска и Донецка, я находил сообщения о том, что мирных жителей мужского пола просто отказывались выпускать из зоны боевых действий. Причем грешил народ именно на ополченцев. Мол, когда машину с семьей, направляющуюся в Харьковскую, Запорожскую или Ростовскую область, останавливали на блокпосту ДНР или ЛНР, они просто принуждали мужа остаться и воевать за них. Но это недоразумение, опять же по слухам, можно было уладить, «пожертвовав» некоторую сумму денег.
— Павел Юрьевич, как вы считаете, имеет ли кто-то моральное право обязать человека воевать против его воли? — задал я вопрос, сперва пересказав прочитанные истории.
— Да, — ни секунды не сомневаясь и совершенно равнодушно ответил Губарев. — Если будет постановление министра обороны о мобилизации — будет право обязать человека воевать. Но пока такого постановления нет и наша армия является добровольной. А те факты, о которых вы рассказали, — это личная инициатива людей на блокпостах. Инициатива на уровне: «Вот я воюю, а ты? Ты мужик вообще?». Но ни одного человека в нашу армию насильственно мобилизовано не было.
