Итак, перелом в истории современной Украины наступил. Реперная точка пройдена, историческая развилка осталась позади. Двадцатилетняя экспансия украинских националистов, наползавших на страну шаг за шагом, увенчалась взятием Киева. Столица всей страны со всеми административными центрами управления перешла под их контроль, назначены новые министры «от Майдана», штаб «Правого сектора» разместился в захваченном особняке украинской Компартии. Словом, украинская национальная революция состоялась, власть переменилась. Пора теоретически осмыслить происшедшее.
Первый уровень рассмотрения — политологический
Перед нами — убедительный и позорный провал политэкономической и геополитической теории. И полнейший триумф этнополитики как науки. Поскольку все произошло как по писаному, в полном соответствии с ее законами. А именно: на наших глазах победили национальные эмоции и инстинкты. Процесс украинского этногенеза, с переменным успехом развивавшийся более ста лет, потребовал создания национального государства.
Все попытки по-иному объяснить происшедшее несостоятельны. Как несостоятельны у горе-теоретиков поиски причин распада СССР в предательстве Горбачева, в происках Запада — словом, везде, только не там, где они были на самом деле: в самом СССР, в принципах его устройства, в его основах. Точно так же поверхностны и бесплодны попытки исходить из мотивов социального недовольства революционеров правительством Януковича, властью олигархов или отказом от вхождения в ЕС. Либо усилиями и интригами НАТО и вообще Запада. Хотя все это, разумеется, имело место, но к глубинным основаниям революции, всколыхнувшим гигантские народные массы на всем пространстве от Киева до Львова, не имеет отношения, как и любые другие субъективные факторы.
Украинский национализм есть точка опоры, благодаря которой только и мог состояться переворот. Это истинный движитель, глубинная причина, без которой никакие усилия Запада, никакие политтехнологии, ни даже народное возмущение не имели бы успеха.
Не случайно победа украинской революции — это победа именно западной половины Украины, где проживает самая бедная, зато самая пассионарная и национально сознательная часть населения Недаром именно там, в западных областях Украины, мы наблюдаем самую высокую рождаемость по стране: 17 детей на 10 женщин. Это многое, если не все, объясняет, ведь подъем пассионарности этноса всегда совпадает с подъемом рождаемости и никогда — с ее спадом.
Но что значит «собственно украинский народ»? Нужно ясно понимать: население Украины делится сегодня на два народа.
Первый — собственно украинцы — имеет четкую и ясную национальную идентичность, осознает себя как единый народ, твердо знает свои национальные цели. Украинцы знают, чего они хотят: единое и неделимое Украинское национальное государство с единым языком.
Особо важно подчеркнуть, что свою украинскую идентичность этот народ выстраивает на принципиальном и тотальном отторжении от всего русского, вплоть до непризнания общерусских корней, общей истории. «Украина — не Россия» — это для украинцев фундаментальная аксиома.
Ядром и локомотивом этого украинского этноса выступают т. н. «национально свидомые украинцы» (то есть национально сознательные), которых украинская интеллигенция выращивала десятилетие за десятилетием, пройдя через горнило войн (Первая, Вторая мировая, войны гражданская и партизанская) и репрессий. Особенно в пяти западных областях. Эпицентром украинского этногенеза является Галичина, Львов.
Все революции вначале происходят в головах, и украинская национальная революция, которую мы наблюдаем, не исключение. Гигантские массовые подвижки в общественном сознании произошли за двадцать два года «незалежности» — и вот результат перед нами, и развернуть его вспять никакие технологии уже не смогут.
Второй, другой народ Украины — аморфен во всех отношениях, он не имеет четкой и ясной национальной идентичности. Это, скорее, конгломерат этносов, объединенный украинским согражданством и состоящий из:
1) русских, постепенно денационализирующихся и, в жестокой обиде на предавшую их Россию, перенимающих если не этническую, то политическую украинскую идентичность («украинские русские»);
2) малороссов, то есть недоукраинизированных, с точки зрения «свидомых», украинцев, или «паспортных» украинцев, не желающих расставаться с общерусской (хотя не великоросской) идентичностью, не желающих забывать о своих корнях и подвергаться усиленной и насильственной украинизации;
3) «совков», чья этническая идентичность вообще размыта, стерта в результате советского интернационального воспитания (именно эти люди не дают в обиду памятники обер-русофобу Ленину);
4) диаспор болгар, румын, венгров, цыган, греков, евреев и т. д.
Что объединяет этих людей, кроме нежелания подчиниться диктату «свидомых» да приверженности русском языку? Этот второй народ очень хорошо знает, чего он НЕ хочет: форсированной насильственной украинизации. Однако мы понимаем: знающий, чего он хочет, и знающий, лишь чего он не хочет, находятся далеко не в одинаковом положении. Даже при прочих равных условиях второй всегда проиграет первому.
Поэтому надо ясно понимать: если все пойдет и дальше в том направлении, которое намечено Майданом, то не пройдет и двадцати лет, как в результате люстраций, репрессий, этнических чисток и этноцида (через подавление русского языка и культуры, русской православной церкви Московского патриархата), усиленной украинизации и т. д. на самой важной границе России возникнет весьма цельное идеологически и политически украинское национальное государство. Которое все сверху донизу будет выстроено на идее отторжения от России, противопоставления ей. Оно будет вести политику, фронтально противоречащую российским интересам. И для начала лишит нас Черноморского флота. Так гарантирует теория этнополитики.
Второй уровень рассмотрения — политический
Мы наблюдаем в высшей степени наглядный и убедительный крах изжившей себя имперской модели российского будущего. Что, как не опрометчивый захват Сталиным в 1939 году Галичины, привело нас к распаду Советского Союза в 1991-м с потерей всей Украины? Ибо именно галичане, наследники Бандеры, стали локомотивом этого распада и подарили украинской элите новую, актуальную идеологию государственного строительства, основанную на отторжении как от коммунизма, так и от России. Эту идеологию мгновенно взяли на вооружение все новые руководители Украины, она оказалась им нужна для самоутверждения. В результате сталинский империализм дорого нам обошелся.
А чем, как не проявлением имперского мышления, со стороны самонадеянного Хрущева была передача Украине Крыма (мол, а куда они все денутся)? Этим же имперским синдромом психологически объясняется и то пренебрежение, которое с ельцинских времен характерно было для Кремля в отношении оторвавшейся от нас Украины (опять-таки, а куда она денется!). Киев для нас на самом деле важнее Вашингтона, но вместо профессиональных послов, карьерных дипломатов высшей квалификации там сидели комические персонажи — Виктор Черномырдин и Михаил Зурабов. Что могли понимать в большой политике эти мелкие «решалы» российского олигархата?!
Сугубый крах демонстрирует на Украине неоимперская политика Кремля, основывающаяся на марксистском политэкономическом подходе, идущем прямо вразрез с этнополитикой. Киевские события дали жестокий урок всем прохановым и чубайсам с их «либеральным империализмом» — голой экономической экспансией, грубо говоря.
Сегодня всем должно быть уже ясно, что всей Украины нам уже не видать никогда. Для нас — для России, для русских — нет другого решения украинской проблемы, кроме раздела Украины и нашего последующего воссоединения с ее юго-востоком (Левобережье, Новороссия, Крым). Но уже не в рамках Российской неоимперии, а в рамках русского национального государства, исходя из международно признанного принципа воссоединения разделенной нации. Русской нации, само собой разумеется.
Ничего другого нам не остается. Об этом варианте я твержу уже лет двадцать, но сегодня его необходимость должна стать очевидной для всех.
Это значит, что пришло время менять всю концепцию государственного строительства. Переходный период закончился. Модель империи окончательно скомпрометировала себя как несостоятельная. На повестке дня — утверждение модели русского национального государства. По всем направлениям и параметрам.
Так диктует нам этнополитика. Так требует логика событий.
Почему именно и только юго-восток?
Что такое юго-восток Украины? Как он сложился?
К этому географическому объекту относятся (помимо Крыма) Одесская, Николаевская, Херсонская, Запорожская, Днепропетровская, Донецкая, Харьковская, Сумская и Луганская области. Девять областей плюс автономная республика. Плюс, по логике вещей, также русское Приднестровье, которое замыкает собой Новороссию и уже официально потребовало воссоединения с Россией.
Напомню, что большая часть всего этого оказалась в составе Украины в результате мирного договора большевиков с немцами, так называемого Брестского мира, который самим Лениным именовался не иначе как «похабный мир». Говоря о государственной принадлежности этих территорий, надо прежде всего поставить вопрос: что такое историческая Украина?
Не углубляясь в особо далекие времена, возьмем за аксиому, что к 1654 году, когда состоялось пресловутое воссоединение Украины с Россией в результате Переяславской Рады, Украина таким субъектом, безусловно, уже была. И представляла она на карте мира кусок континентальной суши, не имевший выхода к морю и составлявший по своему объему ровно одну пятую часть современной Украины. Ее граница на северо-востоке простиралась до Новгорода-Северского и русского Брянска, на юге ограничивалась пределами Запорожской сечи, а на западе — Винницей, Красным и Брацлавом.
Все, что с тех пор было добавлено к этому весьма скромному уделу, было получено Украиной от России и куплено русской кровью, до Крыма и Галичины включительно. Не случайно вышеуказанные девять областей обнимаются также историческими понятиями Левобережье и Новороссия. Эта топонимика вопиет против зачисления их в Украину.
В указанных областях «паспортные» русские составляют от 15% до 45% населения, но на самом деле их гораздо больше, поскольку проводившаяся с 1917 года политика украинизации привела к абсолютному искажению статистической картины. Об этом говорит упорное сохранение русскоязычия на всем указанном пространстве, несмотря на все меры подавления русского языка. Характерно, к примеру, что на Херсонщине, где, по статистике, русских всего 15 с небольшим процентов, русский язык официально признан региональным. И т. д. В годы советской власти, когда насаждалась и господствовала доктрина интернационализма, многие не придавали значения формальностям и позволяли записывать себя в украинцы, так что бывало в одной семье так: один брат получал паспорт как русский, а другой — как украинец. И сегодня распутать эту путаницу уже невозможно.
В то время как наиболее высокая рождаемость наблюдается в западных областях Украины, юго-восток остается ее главной материальной базой, где расположены основные полезные ископаемые и основные производства, а также торговые порты. Как всем известно, на Украине восток кормит запад. Но что он получает за это, кроме ужесточения политики антирусского этноцида и вечных подозрений и упреков в сепаратизме?
В силу всего сказанного на юго-востоке сильны антизападенские и пророссийские настроения, что каждый раз проявлялось в ходе президентских выборов, когда неизменно побеждал претендент, обещавший тесные связи с братской Россией и государственный статус русского языка по примеру Белоруссии. Обещания снова и снова оказывались обманными (президент новой страны Украины оказывался вынужден исповедовать соответствующую идеологию украинства), но население каждый раз верило новым, что свидетельствует только об одном: о силе и неистребимости тяги к русскому и России.
Итак, ясно: разделение Украины по верхней границе названного региона — возможно: это регион экономически и культурно самодостаточный, вполне способный еще восстановить если не велико-, то по крайней мере общерусскую идентичность. Ясно и то, что претензии России на эти территории, которые она справедливо может считать исторически своими, вполне обоснованны. Как и то, что постановка вопроса о воссоединении единой, но оказавшейся в разделенном положении русской нации — юридически правомерна и морально оправданна.
О такой возможности говорит и субъективный политический фактор: указанные регионы отказались признать легитимным переворот в Киеве и подчиниться диктату Майдана (читай: «свидомых украинцев»). Понятно, что в ответ нынешний, захваченный украинскими националистами Киев не смирится с «мятежом» юго-восточных регионов, будет делать все, чтобы согнуть смутьянов в бараний рог и вернуть под свою полную власть. Таким образом, все предпосылки для гражданской войны налицо.
Понятно, что нынче, после падения Киева, претензии на что-то большее, чем юго-восток, с нашей стороны граничили бы с идиотизмом. Пытаться воссоединиться с землями, которые обеспечили решающую поддержку Майдану, означало бы реальную русско-украинскую (а там и российско-украинскую) войну, причем с нашей стороны несправедливую. В то время как война между востоком и западом есть как бы внутреннее дело самих жителей Украины, и наше вмешательство в ответ на законную и справедливую просьбу одной из сторон о помощи есть решение вполне гуманитарное. Надо лишь дождаться момента, когда НАТО попытается оказать помощь Западу, чтобы в ответ протянуть руку Востоку. Таков наиболее естественный и политически верный сценарий событий.
Альтернативы ему нет. На другой чаше весов, если кто-то еще не понял этого, лежит отнюдь не желанный всем мир, а бесславная и безоговорочная капитуляция на условиях противника. Ибо «свидомые» не сложат оружия, пока не дойдут до моря и границы, а там предъявят и претензии на Кубань и часть Воронежской, Курской, Белгородской, Ростовской областей. Не для того они брали Киев, чтобы остановиться на полдороги. Все это не раз ими произносилось открыто, а на днях прозвучало в приватном разговоре Яроша с Тягнибоком, записанном добрыми людьми…
Россия без Крыма — не Россия
Дело в том, что дрейф Крыма в Россию уже начался, это реальность, с которой нельзя не считаться. Лед тронулся. Крымчане уже обратились к России с просьбой о поддержке, и Россия услышала и ответила положительно, протянула руку помощи. Обратного хода событиям не будет.
Собственно, из четырех непризнанных республик, образовавшихся в результате распада СССР, две — Абхазия и Южная Осетия — уже обрели свою судьбу. На исторической очереди оказались Приднестровье и Крым, чья судьба будет решена, судя по всему, в ближайшее время. Это логично. Только если первые две не стали, а возможно и не станут частью России, то со вторыми двумя вопрос ставится именно об их вхождении в состав Российской Федерации. Это два мощных русских анклава, в которых русские составляют от 60% до 70% населения; их воля к воссоединению с материнской страной вполне ясно выражена.
Проблема, однако, в том, что ни Крым, ни Приднестровье мы не присоединим, если остальные девять юго-восточных областей останутся под властью Киева. С Приднестровьем это вполне очевидно (достаточно взглянуть на карту). Но и с Крымом это так, что хорошо знают все специалисты. Дело в том, что снабжение Крыма водой, электричеством и энергоносителями (газ, бензин и проч.) в количестве, минимально потребном для жизни, полностью зависит от материка. Достаточно перекрыть Северо-Крымский канал, идущий от Днепровского водохранилища, и Крым, у жителей которого водообеспеченность и так в 4,24 раза меньше, чем в среднем по Украине, элементарно умрет от жажды. И т. д.
Как нельзя удержать Севастополь, не удержав весь Крым с его инфраструктурами, так же точно нельзя удержать Крым, не удержав весь юго-восток. Если мы сегодня присоединим Крым, но отдадим под контроль Киеву все остальное, то не пройдет и десяти лет, как придется и Крым вернуть, но уже на позорных условиях и с полной потерей Севастополя, флота, а с ним и всего Черного моря. О возможности отделения от Киева всего юго-востока сказано ранее. Теперь пора осознать его необходимость.
(Продолжение следует)
