— У нас в Анталье все: тетя, братья, две невестки, их дети, — дополняет мать он. — Четыре года назад переехали. И мы поедем. И мама, и отец, и дед. Надо только дома продать.
Понаехали — и ладно
Один из домов, в которых еще недавно жило большое семейство Мавлюдовых, раньше принадлежал моей бабушке. В 1989 году, когда первые турки-месхетинцы появились на улице Заречной хутора Объединенного Егорлыкского района, в селении случился страшный переполох: с одной стороны, Горбачев по телевизору про очередные, ничего хорошего не сулящие реформы вещает, с другой — по тихому донскому хутору бредет странный караван. Четыре облепленных чумазыми детьми женщины в цветастых платьях и шароварах, четверо усатых мужиков с тюками и тележками.
— Шо воно будэ? — с недоверием смотрела на приезжих бабушка. — Чи опять война?
К счастью, войны в хуторе Объединенном не случилось. В отличие от Краснодарского края на донской земле вынужденных переселенцев приняли и даже хаты подыскать помогли. Но привыкали к новым соседям долго. Все у них было не по-людски: жили по десять человек в одном доме, спали на полу, ели из котлов, а на сватовство дарили всем родственникам невесты галоши.
— Галоши — значит, работа любят, — на ломаном русском объясняла тогда мне мать большого семейства Асия. — А невеста надо брать толстый, красивый.
— Зачем толстую-то? — удивлялась я.
— Чтоб сила был. Худой болеть будет, — недоумевала моей недальновидности тетя Ася.
Через год в хуторе появилась еще одна иноземная семья. За ней — другая, третья, пятая. Уже никто не выбегал встречать экзотических гостей, и даже в обсуждении хуторских новостей это событие ограничивалось одной фразой: «Прыихали — хай живуть...»
А чего бы и не «хай»? Вели себя турки мирно. Получили земельные наделы: культивировали, сеяли, пололи. А по осени возили в райцентр свои мясистые помидоры и перцы.
Через несколько лет белобрысые казачата свободно говорили на турецком, а чернявые юркие турчата запросто переводили своим родителям даже самые заковыристые русские выражения.
Письма из далекой Америки
С тех пор прошло 27 лет. Сегодня на улице Заречной нет ни одного русского дома. Да и турецкие можно по пальцам пересчитать. Наша бывшая хата, которую десять лет назад купили Мавлюдовы, тоже пустует. По старой дружбе Диларам пустила меня посмотреть, как изменился с новыми хозяевами дом: на беленых стенах появились фотообои с лебедями на пруду, под ними растянулся длинный топчан, за печкой ряд детских колыбелек. Остальное Мавлюдовы-средние увезли с собой.
— Вещей мало. Много не надо. Тяжело тащить, — рассказывает привыкшая к переселениям Диларам. — Мы поедем, ничего брать не будем.
Уезжать из Егорлыкского района турки-месхетинцы начали лет десять назад. У Мавлюдовых первой по зову дальних родственников уехала в Америку одна из дочерей семейства, Айша. Ее там удачно выдали замуж, и у девушки началась совершенно другая жизнь. Первые годы письма из Америки донские Мавлюдовы зачитывали до дыр. Айша писала про оборудованные газом и горячей водой коттеджи, про дорогие автомобили и посудомоечные машины, про свободные нравы и большие заработки. Эти письма ее сестры и невестки вспоминали, склонившись над помидорными грядками, обсуждали на вечерней дойке и даже видели богатую и красивую жизнь Айши во снах. Вывод делали один — надо учиться и ехать в Америку.
— Раньше наши женщины в школу не ходили, — рассказывал мне Денис. — Они должны были детей растить и на земле работать, зачем время тратить на учебу? Теперь уже все учатся, чтобы образование получить, место хорошее найти и уехать, конечно.
— Я думала, только русские рвутся в город, не хотят работать на земле...
— А чем мы хуже русских? — резонно заметил Денис. — Нам тоже тяжело.
Пустые места за семейным столом
В 2009 году я приезжала к Мавлюдовым по заданию редакции. Писала репортаж о том, как они кормят жителей Дона. Тогда у семьи было несколько гектаров земли, на которых они выращивали все: от огурцов до баклажанов. Весной и летом работали на огородах, осенью сдавали урожай оптовикам, а зимой жили на заработанные деньги и готовились к следующему сезону. Покупали на свою большую семью одежду, машины, водяные насосы, прицепы, строились. Шла даже речь о том, что Мавлюдовы собираются расширять дело: муж Диларам Максим искал свободную землю. А старейшина семьи дед Махмуд разбил вокруг дома палисадники с голландскими тюльпанами. В тот мой приезд я осталась у бывших соседей на ужин, и тогда свою напольную подушку за низким круглым столом мне уступила одна из невесток. Теперь места хоть отбавляй.
— Такое большое хозяйство у вас было, — не верила своим глазам я. — Теперь один парник. Не удивляетесь, что жизнь так круто поменялась?
— Анталья тоже дело есть, — игнорировала мой вопрос Диларам. — Мансур и Аслан — в кафе официанты. Брат мебель готовит. Жена его как секретарка. Кофе, чай сладкий дает. Работа хороший, легкий. У нас такой нет.
— А на земле там кто-то работает, огороды держит?
— Не-е-ет, — машет руками турчанка. — Там город. Дома большие. Четыре-пять этажей. Поля нет. Только море.
Жениться по любви
О недавней попытке госпереворота в Турции и о политике президента Эрдогана у Мавлюдовых особое мнение: политика — это очень непонятно, стреляют и взрывают далеко от того места, где живут их родные. И если у близких все хорошо, то и у них все сложится.
— Переселенцам там сильно помогают, дома дают, работу, — рассказывал мне Денис. — Поэтому есть смысл ехать. И потом, это нескоро будет. Года через четыре. Мне надо доучиться.
Для того чтобы Денис доучился, Максим и Диларам растят огурцы и арбузы — это все, на что хватает у них сил. Огурцы отвозят оптовикам в Егорлык. 45 рублей дают за кило некрупных, 35 — за середняки. В конце лета приедет из Ростова грузовик, здесь же, на поле, закупит у турок-месхетинцев арбузы. Цену этого года покупатели пока не оглашали, но Мавлюдовы торговаться не будут. Время сейчас не то — кризис.
— Помните, семь лет назад я к вам тоже приезжала в кризис, тогда дед Мустафа сказал мне, что слова такого не знает. Надо дело свое делать и меньше в телевизор смотреть, — напомнила я Диларам.
Она в ответ только улыбнулась. А Денис сказал, что сейчас у них все по-другому, не так, как было у деда. Традиции они, конечно, чтят. Но мир изменился — сегодня туркам можно все то же, что и русским. Жениться все-таки пока еще требуют на своей, но и это под вопросом. Можно договориться.
— Раньше невесту только родители выбирали. Нас не спрашивали, а теперь можно выбрать самому, по интернету попереписываться, может, даже повстречаться, а потом родителей подослать. Чтобы они сделали все как надо, по традиции. Короче, теперь можно жениться по любви, — счастливо резюмировал Денис.
...Напоследок бывшие соседи признались мне, что на кусок их земли уже есть покупатель — местный фермер. Наш бывший и мавлюдовский дома снесут, а здесь поставят то ли теплицы, то ли ангары.
— Не жалко? Вы же здесь большую часть жизни провели — детей вырастили, внуков в колыбелях качали, — ударилась в ностальгию я.
— Там дети мои. И море там. Дэсть минут, — теплея голосом, произнесла Диларам. — Надо ехать...
Р.S. Другая сторона медали
После Мавлюдовых я зашла еще к нескольким знакомым. На этот раз к русским. Они говорят, что уезжают только те турки-месхетинцы, которые на нашей земле миллионов не заработали. А те, что приехали сюда с начальным капиталом, купили хорошие дома и взяли побольше земли и техники, сегодня превратились в крупных фермеров. Строят хорошие дома, отправляют своих детей в вузы и за границу не собираются.
В местной школе из 213 учеников почти 70 процентов — турки-месхетинцы. Двадцать лет назад их было в два раза меньше. Те, кто уехал в Америку, несмотря на тамошнюю благополучную жизнь, жалуются на скуку и безвкусные овощи и фрукты. Говорят, что им, бывшим донским овощеводам, привыкнуть к этому невозможно. Поэтому приезжают сюда к оставшимся родным отъедаться и «отвисать» на окрестных дискотеках.
Еще рассказали мне, что в нашем хуторе молодые турчанки начали преподавать в школе английский язык. Для местных это большое удивление, ведь первые переселенцы даже по-русски не разговаривали, а девочек отдавали в местную школу чуть ли не с боем. Теперь вот турки учат казаков. Бывает и так.
— Единственное, что у них, наверное, осталось такого, чего у нас уже нет, — это почитание стариков и правильное воспитание детей. Еду рано утром на работу, не рассвело еще, а шестилетний сосед-турчонок уже бычка на поле гонит, — рассказывал знакомый хуторянин. — Можно себе представить, чтобы нашего пацана до рассвета подняли и на работу отправили? Нет! А они гонят. И правильно делают, потому что через двадцать лет этот пацан станет фермером, и мы будем у него работать, и возмущаться будем, что пашем на него. А что возмущаться? Ведь все по-честному. Кто рано встает, тому Бог подает...
От русских я узнала и то, что если в хуторе Объединенном (здесь на центральной улице есть газ) русских и турок практически половина на половину, то в соседних негазифицированных хуторах их большая часть. Уедут эти люди в свою заморскую страну или будут продолжать кормить нас огурцами-помидорами, пока сказать сложно. Но если это все-таки произойдет, то на карте Ростовской области появятся целые районы бесхозной земли. И что с этим делать, пока не известно...