Обездоленные граждане Украины рассказали, что устали смотреть на гуманитарную помощь через закрытые ворота. Журналист «МК на Дону» попытался выяснить, что именно произошло в «Дмитриадовском».
Контакты этой женщины я получил еще во время первой поездки в «Дмитриадовский», когда туда приезжал Павел Астахов. В то время Ксения (имя изменено) была еще в Луганске, а ее дети — уже в Неклиновском районе. У ребят не было связи домом, и я помог им связаться с мамой. И вот на днях она позвонила мне сама. Уже из «Дмитриадовского».
— Нас выдавливают отсюда… психологически, — в отчаянии говорила она в трубку. — Очень много людей уже уехало назад. По большей части те, кто на своей машине. Некоторые попали под обстрел. Нам некуда деваться, руководство намекает, чтобы мы не задерживались.
На следующий день мы встретились уже лично.
Не нуждаются, но недовольны
— Мы, вроде бы, ни в чем не нуждаемся, — сказала мне звонившая накануне Ксения на берегу Азовского моря. Туда мы спустились, чтобы спрятаться подальше от посторонних глаз. — Просто надоело, что закапать нос заболевшему ребенку — проблема. Ребенок сломал руку — перебинтовать проблема. Я бы, может, тебе и не позвонила. Но когда произошел тот случай с гуманитарной помощью из Осетии, нам уже надоело. Люди тогда уже устали попрошайничать: дайте нам подушечку, дайте нам одеяльце.
Если в двух словах, то история с «гуманитаркой» из Южной Осетии была следующая. Обычно все грузовики с одеждой, игрушками, продуктами и прочим добром отправляют прямиком на склад.
Склад — это большой тупик с металлическими ангарами. Как рассказывают сами беженцы, ворота туда во время разгрузки гуманитарной помощи попросту закрывают. Но эта фура была слишком большой и туда проехать не смогла. Тогда ее стали разгружать прямо на въезде в «Дмитриадовский». Тут-то все и произошло. Увидев постельное белье, которого так не хватает, народ стал требовать, чтобы его раздали сейчас же. Администрация сначала настаивала на том, чтобы отложить все до понедельника — дело происходило в субботу. Но под напором людского недовольства якобы сдалась.
Бунтарей собирались выселять?
— После этого к нам приехал заместитель главы Неклиновского района, — продолжает рассказ Ксения, — Александр Владимирович Третьяков. Он говорил нам, что все недовольные будут отправлены кто в Волгоград, кто в Адыгею. Даже объявления висели, многих уже вывезли. А те, кто был на своих машинах, даже попытались вернуться домой, на Украину. Одна семья попала под обстрел. Заднюю часть машины прошили пулями.
Объявления, информирующие жителей конкретных корпусов о том, что их будут переселять на новое место, действительно есть. Вот только ни слова о том, что они — участники бунта, или том, что их выселяют по каким-то отрицательным основаниям, в них нет. Впрочем, судите сами — один экземпляр все же попал к нам в руки, и вы можете видеть его на иллюстрации.
Не кажется ли вам странным, например, то, что беженцев готовили к отъезду целыми корпусами? Ведь если бы речь шла именно об участниках конкретного конфликта, они наверняка были бы разбросаны и по разным корпусам, и по разным комнатам. А если всех под одну гребенку — так, может, никакие это не репрессии, а плановое переселение?
Куда уходит гуманитарка?
В «Дмитриадовский» я приехал не как журналист. Я был в составе команды, которая привезла гуманитарную помощь: карандаши, альбомы, мелки, раскраски. Такое пожертвование лагерю сделала компания «Обычные люди» — та самая, что продает магнитики с надписью «Я помог» по всему центру Ростова. В одном из прошлых номеров мы пытались выяснить, вправду ли они занимаются благотворительностью, и вот сейчас убедились, что это так.
— С гуманитаркой? По приказу начальства только на склад! — рявкнул охранник на входе.
Мои попутчики Антон и Светлана Братцевы уже были готовы послушаться и просто отвезти все подарки туда, но Ксения отговорила их это делать.
— У нас так все попадает на склад, а люди потом этого не видят, — сказала она.
Тогда «Обычные люди» договорились, что они просто раздадут все канцелярские товары лично в руки. Повезло, что делали они это как раз в складском тупике.
Пока малышня радостно разбирала карандаши, краски и пластилин, я отошел к огромному ржавому сараю. Возле него крутились женщины с детьми, пытаясь отыскать в куче старого шмотья, валяющегося на земле, что-то мало-мальски пригодное для носки.
— А где же новые вещи? — спрашиваю я, представившись волонтером. — Говорят, вам привозят все новое, с бирками.
— Это что похуже. Нового мы и не видим, — говорит женщина с измученным лицом. — Здесь нам можно копаться в любое время, новое если и выдают, то только по накладным, через старосту. Продукты тоже по накладным выдают.
— У нас в корпусе живет 86 человек. Новые вещи нам недавно выдавали, врать не буду, — подключается другая девушка. — Выдали три халата, две пары кроссовок, одни шлепанцы и семь пар носков. На всех!
— Правда ли, что у вас был «майдан», когда приехала фура из Осетии?
— Правда, я его участник, — улыбается она. — У нас уже истерика была. Меня тогда собирались выселять, но обошлось.
— Куда же девается все, что не достается вам?
— Кто-то ночью снимал на камеру, как какие-то грузовики в ночи выезжали из лагеря. А ведь нам привозили и планшеты, и ноутбуки.
Справедливости ради стоит отметить, что подобные настроения разделяют не все. Из десятка людей, к которым я обратился наугад, примерно половина сказала, что им всего хватает. Да, большинство предметов первой необходимости выдается по накладной, через старосту и часто — сразу на целый корпус. Наверняка часть гуманитарки таким образом оседает у тех, кто ее распределяет. Но это уже вопрос человеческих отношений. В конце концов, старосты — такие же беженцы. И если они и решили воспользоваться тем мизером власти, что у них есть, в своих интересах — Бог им судья.
Возле продуктового отдела толпятся женщины с какими-то бумагами. Это и есть те самые накладные. В них указан список продуктов, которые женщины просят.
— Я, вообще, в лагере не живу. Я у родственников тут, рядом остановилась, — рассказывает одна гражданка Украины. — Но здесь мне все равно выдают все необходимое, я же беженка.
— Знаете, все от человека зависит. Кто-то жалуется, а у нас все необходимое есть, — говорит мне другая.
А сколько они получают?
Сейчас по области расползаются слухи, будто бы беженцы получают 800 рублей в день, а на предложение поработать плюются. В самом деле, есть ли у них какие-то деньги на личные расходы?
— 800 рублей? Не слышали о таком! — удивленно отвечает мне Ксения. — Работу нам предлагают, но условия труда просто рабские. Хотя работать приходится, ведь обеспечивают нас не всем и кое-что все равно покупаем за свой счет. Я, например, в Таганрог за моющим средством ездила.
Ксения работает поваром в лагерной столовой. Зарплата, на первый взгляд, кажется вполне приемлемой — 470 рублей в день. Пока не узнаешь про график — с 6 утра до 9 вечера. Да-да, вам не показалось.
— Как только заканчиваем готовить завтрак, надо начинать готовить обед. Кур разделывать и прочее, — говорит женщина.
Пытаются подработать и дети. Как рассказывают беженцы, недавно подростков 13—15 лет вывозили собирать черешню. Заплатили каждому всего по 150 рублей, а один парнишка еще и сломал ногу, упав с верхушки дерева.
Официальное мнение
Дабы хоть как-то разобраться в ситуации, мы созвонились с директором лагеря Виктором Пархоменко и заместителем главы Неклиновского района Александром Третьяковым.
— Раздать гуманитарную помощь лично в руки было инициативой самих осетин, — сказал Виктор Пархоменко. — Вообще, мы стараемся не заниматься распределением прибывших грузов, больно неблагодарное это дело. Поэтому эта работа полностью лежит на плечах старост. Только почему-то никто не говорит, что постельное белье-то было неновым...
— Про конфликтную ситуацию 28 июня мне, конечно, известно, — сказал Александр Владимирович. — Она была связана с тем, что одеял хватило не всем. Что же касается переселения некоторых беженцев в Волгоград, Ставрополье и Адыгею, то это объясняется очень просто. «Дмитриадовский» — это пункт временного размещения, а там есть места, где их будут размещать постоянно. Верно, многие уехавшие отсюда хотят вернуться. Одна женщина не захотела жить в Адыгее, сказав, что ей не подходит тамошний климат. Но я вам в сотый раз говорю: мы — временное пристанище. У нас нет места для всех.
— Есть информация, что в Волгоград вывозили именно участников акции протеста, недовольных. Это правда?
— Недовольные уехали сами - в Воронеж. Мы дали им деньги на проезд, хотя не были обязаны это делать. Сейчас нам известно, что в лагере работали профессиональные майдановские подстрекатели, до этого наводившие смуту в Крыму. Сейчас одна из женщин, которая занималась этим, сбежала. Ее ищет полиция.
Виновата природа?
Чем дальше раскапываешь корни конфликта между беженцами и администрацией «Дмитриадовского», тем больше убеждаешься: истина где-то посередине. Более того — такие взаимные недовольства неизбежны. Они происходили, происходят и будут происходить во всех подобных ситуациях.
Коррупция, воровство и несправедливое распределение ресурсов — верные спутники любого чрезвычайного происшествия. Около месяца назад и. о. главы Республики Крым Сергей Аксенов заявил журналистскому сообществу, что большую часть гуманитарной помощи, которую передали полуострову, попросту разворовали. Утверждать, что в «Дмитриадовском» происходит то же самое, мы не можем. Но и думать, что такого не может быть, было бы верхом наивности.
Однако есть у этого конфликта и другая сторона — психологическое состояние беженцев. Наверное, каждому приходилось слышать дошедшие через третьи руки разоблачительные рассказы знакомых о том, что беженцы, мол, ведут себя неблагодарно. И еда им не та, и одежда не новая, и вообще «Развязали у нас войну, так теперь и обеспечивайте». И доля правды в этих историях наверняка есть. Почему же так происходит? Вот что говорит по этому поводу психолог Наталья Березина:
— Многие люди, пережившие травмирующие события, имеют посттравматический синдром. К его проявлениям относятся повышение тревожности, состояние постоянного ожидания угрозы, притупление эмоций и/или повышенная агрессивность. Поэтому не стоит обижаться, если человек, которому вы помогаете, раздражен, эмоционально холоден, не только неблагодарен, но и как будто ждет чего-то плохого.
Есть стандартные модели отношения и поведения человека, о которых специалисты знают и, грамотно их учитывая, могут оказать помощь людям. Например, те, кто работает с детьми-сиротами, знают, что зачастую у них развивается синдром сироты: неумение заботиться о других, позиция «мне все должны», «мне недодали».
Закрепится ли это надолго? Возможно. Это может через определенное время пройти, как страшный сон, или стать чертой характера. И немало развитию индивидуальных психических событий способствует наше грамотное или безграмотное отношение к тем, кто стал в последнее время для нас ближним.