О конфликте с ректором, о подковерных играх, судебных тяжбах и противоречиях, которые раздирают Ростовский государственный медицинский университет, о руководстве университета и взаимоотношениях коллег читателям «МК на Дону» рассказала заведующая кафедрой гинекологии №3 РостГМУ, главный акушер-гинеколог ЮМЦ ФМБА России профессор Ирина Олеговна Буштырева.
– Ирина Олеговна, из-за чего начался ваш конфликт с ректором?
– Прежде всего, я была его конкурентом на выборах. Я пыталась стать ректором, выставила свою кандидатуру самовыдвижением. Потому что считала и сейчас считаю, что у меня было гораздо больше оснований – и научных, и педагогических, и лечебных – для того, чтобы руководить университетом. У меня был хороший административный опыт работы в областном Минздраве, в те годы благодаря целому комплексу мероприятий и клиническим протоколам, разработанным нашей кафедрой, мы добились радикального снижения материнской и младенческой смертности. Нам удалось снизить материнскую смертность в области практически в 10 раз.
У Сависько таких достижений нет. Он всегда был заместителем декана, его всегда знали как помощника ректора. Он ничем себя не проявлял. Чаще всего пенял на то, что ректор не дает ему защитить докторскую диссертацию, что держит его в тени, после каждой приемной комиссии понукает за покупку нового автомобиля.
Голосование расставило все по своим местам – за меня почти единогласно (два человека против) открытым голосованием проголосовал совет. Против Сависько проголосовали 16 человек.
– И все же Сависько победил…
– При выборах Алексея Сависько был использован административный ресурс старого ректора и финансовые возможности нового проректора Чехомова. Таким образом Сависько и стал ректором. «МК» достаточно подробно все это описал в статьях про «Голого короля». Абсолютно все описано верно.
«Химия» была в Минздраве России. Отборочная комиссия без предупреждения оставила две кандидатуры – Сависько и молодого доктора наук, ассистента кафедры и замдекана Батюшина, которого тогда никто не знал. Но при этом Батюшин собрал на выборах ректора 35% голосов. И это были голоса, поданные против Сависько. Потому что, в основном, голосовали те, кто был предан прежнему ректору Чернышеву, которого Сависько обещал сделать президентом, но так и не сделал.
Позже Чернышев пожалел о выборе Сависько.
– Пожалеть, наверное, пришлось и вам…
– Не только мне, страдает вся моя кафедра. Кафедра находится в здании морга. Здание не приспособлено для педагогического процесса. О чем были многочисленные жалобы от пациентов и курсантов. На все просьбы и предложения, которые исходили от министра здравоохранения области, ректор Сависько отвечал отказом. Причем без всякой мотивации. Ну не хочется ректору, чтобы кафедре жилось хорошо. Но его мотивация очевидна – сведение личных счетов со мной.
– В чем еще это выражалось?
– Я больше тридцати лет работаю в медицинском университете. Здесь работают мои учителя, сокурсники, ученики. У меня не было ни одного замечания, ни одного взыскания. И вдруг, как только Сависько стал ректором, взыскания посыпались на меня, как из рога изобилия. Первый выговор я получила за поездку и выступление на международной научной медицинской конференции в Берлине.
До этого в жизни мы вообще были друзьями, у нас не было ни одной ссоры, ни одного выяснения отношений. А тут он собрал проректоров, пригласил старого ректора и высказался.
Основная претензия состояла в том, что якобы я дала ему пощечину как новому ректору, уехала без его визы. Хотя моя командировка была согласована полгода назад и подписана проректором. Чтобы не было повадно другим, пообещал объявить мне выговор.
Потом Сависько фактически сорвал выборы на моей кафедре, я не стала судиться по этому поводу. И следующие события не заставили себя ждать – в январе я проводила научную конференцию, в которой участвовали 400 врачей из области, со всего Юга России и из Москвы. Во время прохождения конференции меня фотографировали, чтобы уличить в прогуле. Мне объявили выговор, и на этот раз я пошла в суд.
Это был первый суд, который я выиграла у ректора. Мы полностью разбили все претензии ректора – конференция стояла в рабочем плане. Потом еще мой адвокат обнаружил, что мне не доплачивали в университете. Суд был выигран, практически все наши требования были удовлетворены. Ректор впервые потерял лицо.
После этого началось полномасштабное преследование со стороны Сависько. Он начал присылать комиссию за комиссией по проверке трудовой дисциплины. Причем это были заместители по АХЧ, по гражданской обороне, начальник юротдела. Если они заставали меня на рабочем месте, передавали какое-нибудь письмо.
Если меня не оказывалось на месте, составлялся акт о моем отсутствии. Но каждый раз они попадали впросак. Бывало, что акты писали через час после окончания моего рабочего дня.
– Но вы были друзьями, пробовали как-то поговорить?
– В тот же день. После того, как все ушли, я спросила – Леша, что происходит? И он разрыдался. Тогда сказала – Леша, ты придираешься ко мне, ты срываешь выборы, ты не даешь мне профессионально развиваться. Может, мне просто уволиться? Он сказал: нет – ты настоящий профессионал, у тебя лучшая кафедра, меня просили тебя уволить, но я тебя не уволю…
Я принесла ему воду. Он пришел в себя и озвучил пять своих личных претензий ко мне.
Подвел меня к холодильнику – потому что около холодильника помехи и там его «не прослушивают». И озвучил.
– В чем состояли эти претензии?
– Первое, в чем он меня упрекнул – когда мы открывали медицинский центр «Семья», его машину я поставила не на vip-стоянку, а снаружи.
Второе – я участвовала в выборах ректора, полезла на «живое место». Я возразила, сказала, что должность ректора – это не корона датского короля, которая передается по наследству, что я предупредила его первого о том, что буду избираться. На что Леша ответил – я 25 лет отшестерил, был генетической шестеркой. Пока ты отвисала на конгрессах и в элитных спортивных клубах, я пахал заместителем декана, это мое место! Вот такая была фраза.
Третье – я поссорила его с близким другом – моим мужем Валерием Александровичем Буштыревым. Мой друг, мы продружили 30 лет, а ты нас с ним поссорила, Валеру «зомбировала», настроила против меня. На что я ответила ему, что «зомби» хорошо себя чувствует, он Заслуженный врач России, главный врач перинатального центра, что у него на выходе докторская диссертация, причем, собранная и написанная им самим. Я сказала: Леша, ты знаешь Валерия, как никто другой – его невозможно зомбировать. Валерий Александрович, конечно, прислушивается ко мне, но все, что касается жизненных, мужских вопросов, там он очень жесткий человек, и я даже не пытаюсь с ним спорить.
Четвертое – плела интриги, вступала против него в преступный альянс с Абояном (главный врач центра «Здоровье») и с Черкасовым (бывший ректор Краснодарского университета) с целью захватить руководство университетом. Абоян вместе с нами выставлялся на должность ректора, за него был губернатор, весь Минздрав. Меня просили снять свою кандидатуру в пользу Игоря, и на посту ректора он устраивал меня больше, чем Сависько, но, как я сказала выше, все решилось через манипуляции в Москве.
И пятое – то, что, когда его выбирали профессором, я не голосовала за него. К слову, на том совете я вообще не голосовала, меня тогда вызвали на срочную операцию.
Вот такие претензии, немного странноватые, но Сависько вообще такой человек, его «преследуют», за ним «следят», он полностью ориентируется на гороскоп, изучает, сопоставляет. Большой ученый.
– Вопрос по первому пункту. Как я понимаю, камнем преткновения во многих вопросах стал именно медицинский центр «Семья»…
– Центр «Семья» мы строили на деньги двух семей – нашей и Чехомовых. Мы продали две квартиры, отдали деньги, около десяти миллионов рублей, Дмитрию Чехомову. Для нас это были большие деньги. Затем купили старое полуразрушенное здание детской больницы и сделали из него конфетку.
Я вложилась в эту стройку всей душой, всеми знаниями, задействовала весь свой ресурс, чтобы построить эту клинику. Они же не понимали в этом ничего. Ни Чехомов, ни его жена Олеся. Я была и заказчиком, и подрядчиком, и проектировщиком. Закупала оборудование, проводила инсталляцию. Видит Бог, ни одной копейки я не пустила мимо. Я создавала этот центр, как свое детище, в него были вложены наши деньги. Там все было досконально продумано, выверено, от фойе и лестниц до родильных залов.
Пару раз на стройке появлялась Олеся Чехомова. Приехав однажды, сказала, что ее туфли стоят, как половина этой клиники, и уехала. Потом появилась на открытии, купила пару холодильников, повесила две занавески. Она не маралась.
– Как я понимаю, для Чехомовых медицинский центр был бизнес-проектом?
– Это был одновременно и медицинский, и бизнес-проект. И именно бизнес убил в этом проекте медицину. Строительство центра было воплощением наших идей: мы с Валерием занялись медицинской частью проекта, Чехомовы взяли на себя бизнес-часть. Олеся была президентом.
Мы очень уверенно начали. Поначалу между нами было полное доверие и взаимопонимание. Чехомовы – мои родственники, я крестила старшую дочку. Они говорили всем, что две их дочери рождены и живы только благодаря мне, и это правда. Они постоянно были моими пациентами. Не было ни одного дня, чтобы я не занималась проблемами их здоровья.
Чехомов мне полностью доверял, и Олеся говорила, что единственный человек-женщина, которой он доверяет, это я. Я никогда не чувствовала этого подвоха, у меня была мечта, к достижению которой я стремилась. Мы никак юридически не оформляли наши взаимоотношения с Чехомовыми. Но когда Олеся стала лезть в медицинские вопросы, у нее развился конфликт с Валерием Александровичем. Он сказал – пусть Олеся занимается финансовыми и административными вопросами, а в медицину ей вмешиваться не надо. Олеся стала жаловаться мужу на то, что Валерий Александрович ее обижает, что она не чувствует своей значимости, что ей не разрешают вмешиваться в медицинские вопросы, что она понимает в медицине – она родила троих детей…
Один раз произошло недопонимание, затем второй раз. А на третий мне позвонил встревоженный Дима и сказал, что он теряет жену, что у нее болит голова. Я еще раз предложила разграничить наши полномочия. Финансы, управление и медицину. Мы встретились вчетвером, но не достигли консенсуса. Потом, по телефону я сказала Диме, что некомпетентный человек не может руководить медицинским центром. На что он мне ответил – хочу ли я сказать, что его жена глупая? Я уточнила, что Олесе пока не хватает знаний и компетентности.
На этом все закончилось. Как я понимаю, в какой-то момент они почувствовали, что мы уже полностью поглощены центром и что можно диктовать нам условия. Нас хотели превратить в механизм зарабатывания денег.
Это был очень хороший бизнес. Одни роды стоили около ста тысяч. Это было лето, и как только мы начали работать, центр начал зарабатывать по пятьсот тысяч рублей в день. К осени мы выходили на миллион. Девять из десяти детей оставались у нас на неонатальных программах. Там же были открыты программы по здоровью пожилых родителей.
Когда наши партнеры увидели динамику доходов и перспективу, они подумали, что у них все получится и без нас.
Чехомов позвонил Валерию Александровичу и сказал: я не хочу, чтобы вы были главным врачом, потому что у вас не хватило мудрости дать Олесе почувствовать себя президентом…
Буквально с такой формулировкой.
Со следующего дня Валерий Александрович на работу не вышел, но они никак не могли подумать, что я тоже уйду.
– Вы вложили свои деньги в этот бизнес…
– Деньги было самым меньшим из того, что я могла потерять. Как я могла не уйти? Мне надо было разводиться?
Они так и считали, что у меня есть обязательства перед больными, что в клинику вложены мои деньги. Но на следующий день ушла я. После этого ушли все мои пациенты, моя кафедра, все наши врачи. Уже потом, после того как мы ушли, клиника едва зарабатывала пятьдесят тысяч рублей в день.
И если бы с центром все было хорошо, я бы никогда не подала на ректорство. Я бы перевела туда кафедру, но не сложилось.
Сависько тогда меня поддерживал, сказал, что разговаривал с Чехомовым. Говорил, что убеждал Чехомова отдать нам деньги. Но в какой-то другой момент Сависько запел по-другому, начал интересовался тем, кто у Чехомова «крыша»?
– Ваши деньги остались в проекте, вы как-то оговаривали их возврат?
– Я пыталась. Обратилась к общим друзьям. К другу Чехомова – Александру Назарову. Чехомов с Назаровым однополчане, они вместе учились в училище ракетных войск. Назаров работал заместителем начальника ГУВД области, он был у нас на открытии центра. Чехомов нас познакомил.
Когда у Назарова в тяжелом состоянии была дочь, я была заместителем министра. Помогала ее лечить. Сопровождала консилиумы в двадцатой больнице, приглашала профессоров, переводила из отделения в отделение.
Я обратилась к Назарову, пришла к нему на прием, рассказала о ситуации. Назаров послушал и сказал, что все проблемы Чехомова у него из-за жены. Сказал, что это не по-мужски и что если Чехомов не отдаст деньги, он руки ему не подаст как офицеру.
Через некоторое время Чехомов по телефону пообещал вернуть мне деньги. А еще через месяц Назарова перевели в Москву. И тональность нашего общения с Чехомовым изменилась. Мне заявили, что клиника была построена под меня, что он набрал кредитов, а я его кинула. Мне было сказано, примерно, следующее – продай оборудование, отдай мне 12 млн, а остальное заберешь себе. Но я все равно тебя достану – не сегодня или завтра, но послезавтра тебя не будет.
Потом Сависько взял Чехомова на работу в университет своим проректором. Валерий Александрович посчитал этот жест ударом в спину, при встрече не подал ему руку.
– Это к претензии ректора о том, что вы «зомбировали» своего мужа, настроили его против друга Сависько?
– Сависько так и сказал мне: Валера считает меня Иудой, а я не Иуда! Я спросила его: ну как же не Иуда, когда ты взял к себе на работу Чехомова! Который должен нам деньги, из-за которого мы остались на улице. Ты его взял за спиной у Валеры, даже не объяснив ему ничего. Ты, как никто другой, знал, Валера говорил тебе, что этот человек предал его, что он нечист на руку. Валера предупреждал тебя…
Сависько ответил – экономика такая, на старого ректора заведены уголовные дела, у меня не было другого выбора, он мне поможет сохранить откаты.
Но конечно у них были взаимные обязательства друг перед другом. Чехомову, известному как основатель пивной торговой компании нужна была респектабельная карьера для дальнейшего продвижения в Государственную думу, а Леше для того, чтобы все у него получилось, нужны были деньги Чехомова. Телохранитель Чехомова отвозил в Москву деньги за Сависько.
– И как вам удалось ужиться под крышей одного университета с вашим «заклятым другом» Чехомовым?
– Не удалось. Заведующей кафедрой гинекологии №3 меня избрали на пять лет, а срочный договор со мной заключили на один год. Так «захотел» ректор.
Потом была провокация, устроенная таганрогскими милиционерами при помощи гражданки Карачаево-Черкессии.
Согласитесь, странно, когда у вас запланирована операция, ваша работа стоит восемь тысяч, деньги за работу уплачены в кассу. А человек приходит к вам до операции и говорит – хочу вас поблагодарить, вот вам пятьдесят. Говорит, что моя помощница Татьяна Евгеньевна сказала, что 100 тысяч много, но вот вам пятьдесят – хватит? Я говорю – пойдемте к Татьяне Евгеньевне, а она сидит и не выходит. Потом бросает деньги и идет за мной.
После этого начинается спецоперация по разоблачению «оборотня в белом халате». Врываются милиционеры, начинают на меня давить, отбирают телефон, выключают камеру. Записи нет – оказывается, это тоже криминал. Женщина-эксперт раскладывает купюры на столе и своими руками хватает меня за руки. Я спрашиваю, что вы делаете, вы же брали в руки купюры? Тогда оперативник по фамилии Джало говорит мне – Ирина Олеговна, что вы переживаете, ваши руки уже обработаны люминесцентным порошком, вы же держали наши удостоверения…
Потом Джало рассказал мне, какие мы все врачи жулики, какой томограф украла наш министр. А почему вы нам половину не отдаете, не делитесь с нами? Потом говорит – по НТВ вас покажут, как выводят в наручниках.
– Какое отношение имела эта провокация к вашим отношениям с Чехомовыми?
– Такое, что в это же время, пока у нас тут шло «оперативное совещание» с таганрогской милицией, Чехомов звонил многим нашим общим знакомым и рассказывал, что Ирина Олеговна взяла взятку, 50 тысяч рублей, и как же так, ее сейчас выведут в наручниках…
Если идет оперативная разработка и спецоперация, а Чехомов в Турции об этом знает, о чем-то это говорит? Это указывает на его прямую причастность к происходящему.
– Но вас не задержали…
– Порошка у меня на руках так и не нашли, на пленке зафиксирован мой отказ от денег, показания без адвоката я давать отказалась. Они меня больше ни разу и не вызвали. Они вызывали ректора, вызывали работников юротдела РГМУ. Выясняли у проректора, имела ли я право оперировать?
Все сотрудники второй областной сказали – имела право, всегда ставили мои операции в график, на самые сложные операции и консилиумы вызывали. Заключен трудовой договор по «Панацее» об оказании платных услуг. И только мои родные, университетские – проректор Терентьев – сказал: нет, не имела права заниматься лечебной работой…
Но моя работа как педагога и заключается в обучении врачей оперировать, принимать сложные роды.
– Что было потом с этим делом?
– На удивление, следователь Анна Викторовна Остапенко из Октябрьского района три раза отказывала в возбуждении уголовного дела в отношении меня. Просто принципиально. Никто не обращался, никто не просил.
В Следственный комитет дело три раза возвращалось с отказом. На меня начали выходить люди из областного ОБЭП, которые попросили сначала три миллиона рублей, потом полтора миллиона, спрашивали, кредитоспособна ли я? Я спрашивала – за что я должна платить эти деньги, мне отвечали – за то, чтобы закрыть это дело.
А потом сами милиционеры рассказали мне, что это был заказ Назарова, что он прислал сюда Андрея Джало – родного брата-близнеца Алексея Джало из Таганрога. Андрей Джало уехал за Назаровым в Москву и тут приехал за мной, в течение месяца вел мою разработку: за мной следили, меня слушали. Но они прокололись.
В первый день моего отпуска, когда я не пользовалась никакими своими служебными полномочиями, просто пришла как врач выполнить свой долг. По операции, которая была оплачена в кассу, заведена история – никакого криминала. Они прислали ко мне женщину с провокацией взятки. Потом они говорили, что это, наверное, покушение на вознаграждение, а не покушение на взятку. В следственных материалах я прочитала, что эта женщина из Карачаево-Черкессии из семьи уголовных авторитетов. Она приехала ко мне, преследуя одну цель – провести провокацию.
Все это было настолько топорно сработано, что моментально развалилось. И, как я понимаю, они там все получили по головам. Развалилось, но шум пошел. Потом все равно сказали, что я сидела в тюрьме…
И Алексею Алексеевичу Сависько за это тоже большое спасибо.
– Он как-то причастен к произошедшему?
– А это в его стиле. Как-то он сам позвонил сыну своего лучшего друга, вызвал к себе и говорит – нужно подставить под взятку одного твоего преподавателя. Парень выкрутился из той ситуации, сказал: дядя Леша, я уже все сдал, ничего уже не получится. Сависько хотел, чтобы менты взяли того преподавателя на передаче денег. Была такая задача – по плану сдать кого-то из преподавателей. И Леша позвал сына своего ближайшего друга и сказал – поучаствуй в этих действиях, передай взятку.
По этой провокации я убеждена, что это Сависько и Чехомов, что это сделано в сговоре с ними, по их заказу. Чехомов оплатил. Разные люди, которые были в этом задействованы, мне это подтвердили.
– Но от вас все-таки отстали?
– Не сразу. Вскоре та женщина подала жалобу в суд на Следственный комитет по причине «необоснованного отказа в возбуждении в отношении меня уголовного дела». Самое интересное то, что ее жалоба слово в слово, до запятых, повторяла предписание заместителя прокурора Ростовской области Дмитрия Демешина.
Жалоба набиралась одним человеком на одном компьютере и легла в основу предписания зампрокурора, который воспользовался отсутствием прокурора области и направил Сависько предписание о том, какая я нехорошая и что нельзя брать взятки, что это порочная система.
Всего три листа текста. И в конце в интересах все той же гражданки направление дела в Октябрьский суд. Там же Демешин просил рассмотреть вопрос о соответствии заведующей кафедры (меня) занимаемой должности. Где при этом презумпция невиновности? Где решение или приговор суда?
Несмотря на все это Сависько зачитывает это предписание на большом ученом совете. Это письмо слушают сто человек. Я поднимаю руку и хочу выступить, он не дает мне слова.
И тут совет начинает роптать – дайте человеку высказаться. И Сависько струсил.
Я вышла на трибуну, сказала, что работаю больше тридцати лет в этом университете, что здесь мои учителя, мои ученики, и что мне горько осознавать, что я должна стоять и говорить о том, что в отношении меня произведена провокация. Что автор этой провокации Чехомов, который сидит в первом ряду, и Сависько. Это люди, которым я в жизни ничего плохого не сделала. Они обращались ко мне каждый день по семейным и медицинским вопросам, с разными проблемами. Старшую дочь Чехомов назвал в честь меня Ириной, потому что считал, что во многом ее жизнью обязан мне.
Но в какой-то момент, после того, как я поборолась за ректорство, отношение ко мне принципиально изменилось. И эта провокация, и эти звонки из Турции, и осведомленность Чехомова только подтверждают мои выводы. Я сказала, что их всех это ожидает. Что если мы говорим сегодня о том, что не имеем права оперировать в больницах и помогать практическому здравоохранению, тогда о чем вообще мы говорим?
Более того в управлении экономической безопасности лежит заявление Чехомова о том, что я угрожаю его жизни, что я заказала его убийство. Зал загудел после этих слов.
И в конце концов, мне больно это осознавать, но мы заслуживаем того ректора, которого имеем. И я вынуждена сказать, что наш ректор – предатель и провокатор. После этого я вышла и хлопнула дверью.
К тому моменту на самого Сависько уже было заведено уголовное дело и возбуждено около пятидесяти административных дел по линии прокурорского надзора.
– Но уже после этого ректору самое время было бы немного успокоиться...
– Напротив, Сависько продолжал пытаться перекрыть мне кислород. Обзванивал главных врачей, требовал, чтобы меня не вызывали на сложные операции, не приглашали на роды. Один главный врач тогда спросил у Сависько – вы приедете спасать нам женщин, если у кого-то из них разовьется кровотечение? Ведь на самом деле, после смерти профессоров Ромашевского Н.В. и Орлова В.И. остались единицы специалистов-акушеров экспертного класса, которые могут оказать помощь в самых сложных ситуациях.
Здесь я очень благодарна и министру Татьяне Юрьевне Быковской и главным врачам – Бурцеву Д.В. в Аксае и Нечаюк В.И. в пятом роддоме, которые с пониманием относились и приглашали меня для оказания помощи тяжелому контингенту женщин. Эта практика сложилась в течение многих лет, меня вызывали на самые тяжелые случаи и по Ростову, и по области. Выезжала, оперировала женщин, находившихся уже в критическом состоянии. Мы с коллегами буквально вытаскивали их, спасали молодых мам.
– Руководство медицинского университета предоставило настолько противоречащие друг другу доказательства, что на прошедшем судебном заседании в Кировском суде вам и университету предложили заключить мировое соглашение. Возможно ли ваше примирение с ректором?
– Я согласна заключить мировое соглашение с Сависько, и в первый раз, когда я выиграла суд, я предлагала ему отменить незаконный приказ о моем наказании.
Сейчас на меня выходил профессор Бухановский, говорил, что Сависько хотел бы заключить мировое соглашение в суде. И на этот раз я сказала, что согласна на мировое соглашение, при котором я остаюсь заведовать кафедрой в РостГМУ. На что Бухановский ответил мне, что это вряд ли возможно. Тогда о чем нам разговаривать?
Сависько не самостоятелен, им руководит Чехомов. Он полностью контролирует, управляет ректором.
Поэтому Алексей Алексеевич со всеми воюет. Со мной, со студентом. Хотя в случае со студентом у него был шанс сохранить лицо. После победы в первой инстанции ректор мог сказать, что принимает справедливость судебного решения, подтвердившего его правоту, но восстанавливает студента и будет принципиально бороться с матом. И все. Все довольны, ректор продемонстрировал свое величие и великодушие! Хотя, какой он борец с матом, сам тот еще матерщинник.
– Как вы оцениваете свое теперешнее положение?
– Чувствую себя очень хорошо. Занимаюсь любимой работой. Меня радует состояние медицины на том отрезке, за который я могу отвечать. Радует, что появляются такие клиники, как наш областной перинатальный центр. Я работаю в команде единомышленников, у нас прекрасное оснащение. У людей есть перспектива – пересматриваются тарифы, появляются новые источники финансирования. У наших врачей – хорошие легальные зарплаты, появляются дополнительные гарантии со стороны государства.
Насчет университета. Мне бесконечно жаль многострадальный многотысячный коллектив студентов и врачей, который поневоле стал заложником некомпетентного и по сути малограмотного ректора Сависько и его пивного серого кардинала, который через короткий период времени поступит с ним так же, как со всеми своими бизнес-партнерами. Меня не радует то, что прогрессивно нарастает волна достаточно некомпетентных выпускников медуниверситета. И я рада, что ушла из места, где правит серость и лицемерие. Я верю, что университет не умер, а находится в критическом состоянии и нуждается в реанимационных мероприятиях, которые еще не поздно провести.
Но моя принципиальная позиция такова – я уйду из университета сама, если захочу.
