Останки церкви и человека
После восстания беды и несчастья еще долго преследовали жителей Верхнего Дона. По окончании Гражданской войны последовал запрет на ношение казачьей формы, на службу в элитных родах войск, учебу в высших учебных заведениях. Было запрещено даже само слово «казак». В станице Казанской Верхнедонского района была разрушена церковь, от которой не осталось даже фундамента. Через много лет, в августе 2009 года, при проведении земляных работ в ограде бывшей церкви были обнаружены останки трех казаков. В одном из гробов была найдена записка, гласившая, что здесь находится прах хорунжего хутора Княжеско-Леонов станицы Манычской Черкасского округа Ивана Петровича Мандрыкина, погибшего в бою 25 мая 1919 года. Фамилии казаков, похороненных рядом с хорунжим, установить не удалось. Вполне возможно, что все они были из одной станицы Черкасского округа и погибли в бою, придя на помощь восставшим казакам Верхнего Дона.
Эта записка стала музейным экспонатом. И, как любой экспонат, подразумевает под собой огромный пласт истории.
Шел третий месяц восстания
Казаки, находясь в плотном кольце окружения, ожесточенно сражались с превосходящими силами Красной армии. Все хутора Мигулинского юрта были частично или полностью сожжены. Казачье население безжалостно уничтожалось. Красные поджигатели сгоняли женщин, детей и стариков в одно помещение, зачековывали дверь, закрывали окна, обкладывали соломой и поджигали со всех сторон. Несчастные жертвы бросались к окнам, дверям, ища спасения от страшных мук. Но увы! Красные в упор расстреливали спасающихся. Случайно же оставшихся в живых живыми распинали на заборах и упражнялись в ловкости штыковых ударов.
Со слезами и гневом наблюдали казаки жестокие картины. Однажды, войдя в уцелевший от пожара курень, увидели: молодая женщина с изуродованным лицом, с несколькими пулевыми пробоинами в голове, стоящая на коленях, была пригвождена руками к стене. Около трупа казачки-матери находились два ребенка в возрасте от 2 до 4 лет. Они, очевидно, долго звали мать, но, не получая ответа, по-детски прижавшись друг к другу и прикрывшись окровавленной юбкой матери, крепко спали в луже застывшей крови.
«Скорее идите к нам»
Осознавая, что пощады не будет никому, за оружие взялись все: подростки, старики, молодые женщины. С большим трудом повстанцы неоднократно посылали в Новочеркасск сообщения о своем выступлении против Красной армии. Но только 15 мая на повстанческой территории приземлился аэроплан белой армии. С пилотом казаки-мигулинцы передали письмо в Новочеркасск, в штаб Донской армии: «Скорее идите к нам, скорее несите оружие и снаряды, патроны. К числу пострадавших хуторов относятся все 49, расположенных на правом берегу Дона. Несчастные женщины и дети, не успевшие спастись бегством, расстреляны и порублены. Сытин, Любимов».
Подробности о событиях на Верхнем Дону сообщили в штаб белых казаки Чайкин и Мирошкин, проплывшие на лодке по Дону от Вешенской до Новочеркасска более 300 верст. Получив сообщение о восстании на Верхнем Дону, штаб белого движения в Новочеркасске организовал в тыл красных рейд конной группы под командованием казачьего генерала Александра Секретева для соединения с повстанческой армией.
Временные победы
А красные, овладев правой стороной реки Дон, сосредоточили ударные группы на Обрывской переправе — в хуторе Плешаков, в хуторах Базки и Белогорка (Вешенская) с целью отбросить восставших, которые укрепились по левому берегу Дона.
18 мая красные под прикрытием артиллерийского огня, открытого из шести батарей, переправились через Дон у хутора Белогорский. С ревом «ура!» они бросились в атаку, но натолкнулись на озеро, которое по своей ширине и глубине было равно Дону. Растерявшиеся красноармейцы метались то вправо, то влево и ревели что есть мочи: «Казаки, сдавайтесь!» Вдруг из окопов затарахтели пулеметы, защелкали винтовки, поражая оторопевшую красную толпу.
Придя в полное замешательство, красноармейцы беспорядочным стадом двинулись обратно к переправе. Наскоро созданный ими понтонный мост, не выдержав огромного напора солдат, обрушился, увлекая за собой все, что было на его поверхности.
В середине мая в Вешенскую прилетел на самолете поручик Веселовский. «Подлетая к Вешенской, — вспоминал Веселовский, — я увидел грустную картину: на южном берегу Дона против станицы и переправы было оставлено много телег, которым не удалось переправиться. Все они были разбросаны и поломаны. А по обеим сторонам Дона шли окопы. Низко кружась над станицей, я стал разыскивать условные знаки на выбранном аэродроме, но не нашел. Совершенно безжизненный, мертвый вид станицы о чем-то нехорошем говорил мне, и я опустился в верстах четырех от станицы вблизи небольшого леска. Почти по всем балкам, лескам, кустарникам всюду обитали нес частные беженцы; лазареты тоже эвакуировались в леса и на север в хутора» (опубликовано в газете «Приазовский край». 1919).
За патронами подъехала телега, а сам Веселовский верхом поскакал в штаб к Кудинову передать, что конная группа генерала Секретева запоздала по той причине, что, дойдя до Дегтево, была возвращена обратно для ликвидации красных, занявших город Миллерово, но сейчас двигается к станице Казанской и будет не позже, как дней через пять.
Красная армия, зная из разведданных о приближении частей Секретева, сосредоточила крупные силы с северо-западной стороны (Богучар, Бычок, Ст. Криуша) и рано утром 25 мая повела наступление, тесня восставших на восток, заняв девяти часам утра наполовину станицу Казанскую и хутор Шумилин. Под Казанской повстанцы терпели поражение. Под Шумилинским их цепи выкашивались огнем красных броневиков. Под Вешенской казаки, сунувшиеся на позиции 292-го полка, были отбиты с большими потерями.
Повстанческий фронт трещал и разваливался. И тут свою роль сыграла конница генерала Секретева, спешившая на выручку мятежникам. В то время, когда красные громили Казанскую, с правобережной высоты, лежавшей на линии станицы Казанской, послышался орудийный гул и свистящие снаряды стали разрываться над цепями красных. Артиллерийский огонь из 32 орудий конницы Секретева приковал правый фланг противника, остановил на месте. Казаки, укрепившись духом и огнем подошедшей конницы, бросились в яростную атаку. Сломленные красные части пытались проскочить на Ст. Криушу, но, отрезанные с севера, спасались беспорядочным бегством по тракту Погорелое — Бычок и далее.
К ночи казаки одержали блестящую победу, отбросив красных на Богучар и Петропавловку. Добровольцы женщины и девушки, которые принимали активное участие в боях под хутором Шумилиным, проявили необычайную храбрость, за что казачка Шура Суярова была награждена Георгиевским крестом 4-й степени.
Конная группа Секретева обрушилась на Мигулинскую. Слабые части красных, которые прикрывали обоз, без сопротивления бросились кто куда. Одних ловили во дворах, на гумнах, в сараях, другие бросались в Дон.
Утром 26 мая конница Секретева двинулась на восток. Потом было общее отступление, бои под хутором Веселым, где казаки отбросили за Маныч корпус Думенко.
Трагедия восставших
Несмотря на эти временные победы, белое восстание было жестоко подавлено. Судьба уцелевших была незавидной. Так, казак Казанской станицы, участник Верхнедонского восстания подхорунжий 11-го Донского генерала Денисова казачьего полка Евграф Тюрин был арестован в 1921 году, когда после долгих скитаний навестил жену, и расстрелян в слободе Дьяченко.
По-разному сложились судьбы казаков после восстания.
Не думал, не гадал хуторянин Никифор Петрович Мещеряков, что судьба сыграет с ним злую шутку. Жил, как и все хуторяне. Имел большое хозяйство. Шесть дочерей подарила ему жена Марьюшка. Чтобы управляться с хозяйством, весной всегда нанимал работников, которые шли к Никифору Петровичу с охотой, потому что он хорошо платил и питался с работниками за одним столом. Но все рухнуло в один момент. Во время восстания арестовали Никифора Петровича и отправили в Миллеровскую тюрьму, где была «человеческая мясорубка». Там ему и другим арестантам без допросов и обвинений вынесли смертный приговор. Несчастным связали веревками руки, положили их на конные сани штабелем в два ряда и повезли за город в сторону Хоминых лесов на расстрел. Возница и двое охранников были пьяны. Никифор Петрович лежал на спине такого же бедняги. Они помогли развязать друг другу руки. Охранники дремали. Была темная мартовская ночь. Сыро, снег проталинами, дорога в ухабах.
На одном из покатых склонов дороги у куста Никифор Петрович свалился с саней и затаился. Погони не было. Он пошел в сторону леса, набрел на сторожку лесника, где его обогрели, накормили и спрятали на несколько дней. Хотя Никифор Петрович понимал, что домой пробираться небезопасно, но все-таки пришел. Показался только жене, которая его кормила, прятала некоторое время, а потом он исчез навсегда.
Как трудно жилось Марии Ивановне с детьми — одному Богу известно. Из дома их выгнали, хозяйство растащили. Из шестерых детей выжили трое: Фрося, Поля, Анна. Подросли, пошли работать в колхоз. Заимели свои семьи. Две дочери жили вместе с матерью в своем доме, который им вернули после войны. А в 1958 году в один из летних дней во двор вошел мужчина. Седой, невысокого роста. Медленно оглядываясь вокруг, поднялся на знакомое до боли крыльцо, нажал на щеколду и вошел в дом. Это был хозяин дома Никифор Петрович, живший все эти долгие годы в чужом краю под чужим именем. Войдя в дом, он упал на колени перед образами, заплакал, благодаря Бога за возможность на склоне лет увидеть своих родных. Узнала его Мария Ивановна, опустилась рядом с ним на колени и тоже заплакала.
«Прости меня, Марьюшка, не по своей воле оставил я тебя с детьми горе мыкать», — просил он жену.
«Бог с тобой, Петрович, нет у меня на тебя зла, главное, что ты живой, это для меня большая радость», — отвечала она ему сквозь слезы.
На встречу с таким гостем сбежалась вся многочисленная родня. Но Никифор Петрович был немногословен. Лишь близким сообщил, что живет на Кубани, имеет семью, но детей нет. Пробыл всего пять дней и уехал. Оставаться надолго под чужим именем побоялся. После этой встречи начал переписку с младшей дочерью Анной. А в 1965 году она с мужем ездила к отцу, который был уже очень стар. Вскоре Анна перестала получать ответы на свои письма. Тогда написала в сельсовет запрос, и ей сообщили, что отец умер. Был он очень хорошим человеком, работал в колхозе кузнецом. Вот такая судьба человеческая...
Быльем поросло Верхнедонское восстание казаков. Уже мало осталось потомков тех, кто восстал. Но хочется им напомнить, чтобы они не забывали о своих корнях.
