Но моего собеседника это ничуть не смущало — может, потому что ничего этого он не видел, а может, настолько привык к пристальному вниманию чужих зрячих глаз, что уже не замечает его.
— Мое восприятие мира резко отличается от вашего. Вы можете встретить человека по одежке, отвлечься на внешность (зачастую обманчивую), на какие-то безделушки. Я всего этого не вижу, поэтому сразу смотрю в душу, — немногим позже объяснял он. — И, чтобы понять человека, почувствовать его, мне хватает пятнадцати минут. Но мой образ собеседника будет, скорее, духовным портретом. Наверное, в этом мое преимущество.
«Не надо мне помогать!»
В «Википедии» о Викторе Тартанове написано: «Российский певец и музыкант, исполнитель песен собственного сочинения. Первый в России незрячий телеведущий». Он участник многих социальных и культурных проектов. Но главное, на мой взгляд, достижение Тартанова — во все, что он делает, Виктор вкладывает мысль о том, что даже в нашей стране инвалид может быть счастливым человеком. Или не инвалид. Человек в принципе может быть счастливым, если, конечно, хочет этого.
На встречу Тартанов приехал с личным водителем. Звучит пафосно. На самом деле, роль водителя и помощника слепого певца исполняет родственник Виктора, обаятельный мужчина, смахивающий на Спартака Мишулина. Пока усаживались, я предложила свою помощь. Музыкант отказался, и в его интонации я почувствовала что-то сродни легкому раздражению.
— Наверное, вам часто надоедают с предложениями о помощи? — спросила я.
— Иногда бывает. Особенно в бытовых вопросах. Недавно пошел покупать куртку. Жена была занята, и я решил сделать это сам. Водитель и продавец пытались советовать, подсказывать, что мне идет, а что нет. А этого делать не нужно. Если мне нравится материал, фактура, если мне удобно в этой вещи, я ее покупаю. Или если жена советует. Ей я доверяю, но все равно последнее слово остается за мной.
— Получается, вы глава семьи, добытчик. Как зарабатываете на жизнь?
— Выступаю на корпоративах, концертах, помогают меценаты. К счастью, есть в наше время такие люди. Часто слышу от предпринимателей примерно такие слова: «Как можно жить без зрения?! Если бы я был на твоем месте, я бы повесился!» И вешаются же. Прогорело дело — выпрыгнул в окно. Мне это непонятно. Я лишился зрения в 16 лет. Родился зрячим, но с заболеванием, которое со временем прогрессировало. Некоторые говорят, что это мой злой рок. А почему, собственно, злой? И кто знает, кем бы я был и где бы я был, если бы не этот поворот? Я с радостью несу свой крест. У тех, кто имеет нормальные глаза, часто проявляется духовная слепота. Сейчас все вокруг говорят о кризисе. Умопомрачение какое-то. Но он пришел не из космоса, а родился в головах. И этот кризис человеку мыслящему только на пользу. Ну не купишь ты себе новую машину или сотую тряпку, не съешь лишнего. Зато будет повод подумать о душе. Кризис — это как лекарство. Нужно его принять, чтобы выздороветь.
Неслучайные встречи
— Вы, понятно, приняли. Но у вас особая ситуация, плюс музыка спасает. Как, кстати, вы начали петь?
— Тоже, наверное, судьба. Я всегда хотел быть художником. Когда учился в младших классах, родители даже журнал мне выписывали — «Юный художник». Я рисовал пейзажи, мог просидеть у мольберта с утра до позднего вечера. Поступил в художественную школу, но учиться не смог — начало резко падать зрение. Нужно было чем-то закрыть этот пробел. Гитары мне всегда нравились, но я был скованным, боялся стать центром внимания. А мой друг Саша Шульгин начал изучать этот инструмент. И я, чтобы не отстать от него, подтянулся. Потом все мои друзья выросли — разъехались, влюблялись, женились. А у меня не было жизненного плана. Я остался один. Тогда впервые понял, насколько я ограничен в своих возможностях. В такой ситуации главное — не сойти с ума от одиночества. Я решил поступить в музыкальную школу. В 18 лет. В одной мне сказали, что научить меня не могут, а в другой взяли. Это была музыкальная школа имени Рахманинова в Шахтах. Под руководством преподавателя Валентина Мануйлова я окончил класс игры на аккордеоне и гитаре. Начал что-то сочинять, пародировал. Н, и постепенно стал писать свои вещи.
— Практически все ваши песни с идеологическим посылом о том, что жить нужно правильно...
— А как иначе? Аудитории нужно говорить, что плохо, а что хорошо. Раньше меня называли бардом, сейчас — шансонье. Шансон ведь тоже очень разный. Вспомните раннего Розенбаума или Высоцкого… Так вот я в своих песнях пытаюсь говорить с людьми о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Часто выступаю в колониях. Кстати, был интересный случай. Ехал как-то в ростовском такси. И таксист меня узнал. Говорит, что пять лет назад я выступал у них в зоне. Он тогда там сидел. И, глядя на меня, понял, что если уж слепой может достойно жить, то ему, зрячему, это точно удастся. И вот — получилось. Работа у человека, семья, все хорошо. Меня эта встреча поразила. Тогда я подумал, что даже если два-три человека, послушав меня, задумаются о хорошем, то все не зря.
Зазвонил телефон. Виктор нажал какую-то кнопку, и механический голос сообщил, что ему пришло новое письмо. Нажал еще раз, и тот же голос в ускоренном темпе прочел содержание.
— Как вы читаете, я поняла, — сказала я, когда он закончил. — А как пишете?
— Мне помогает жена. Она отвечает на письма, готовит фотографии. Часто она же пишет тексты и музыку к песням, которые я исполняю. Вообще, встреча с ней — это особый подарок судьбы, которого, будь я зрячим, не случилось бы...
— Как это произошло?
— Мои друзья были на рыбалке. Я взял с собой гитару и приехал к ним. А человек, который меня встречал, не предупредил, что на пути будет бетонная плита. Я споткнулся и разбил инструмент. Мы остались без музыки. Позже ребята увидели компанию девушек. Одна из них была с гитарой. Мы пригласили их к столу. И когда девушка запела, я понял, что этот голос уже слышал. Причем, довольно давно, будто он пришел ко мне из вечности. Это было такое яркое, необыкновенное чувство, что у меня побежали мурашки. Может быть, тогда это была еще не любовь, но просто понимание того, что это мой человек. Так вот, мы познакомились 13 июня, а 1 октября, в Международный день музыки, поженились. Теперь у нас с Аней растут двое сыновей.
Что осталось за кадром
— Быстро же вы определились. Родители жены не были против выбора дочери?
— Если быть до конца откровенным, то тесть вначале не понял этого момента. Но теща у меня особенная. Есть такая поговорка — если человеку повезло с тещей, то ему повезло в жизни. Это про меня. Она мудрая, позитивная и очень тактичная женщина. Видимо, сразу увидела ситуацию наперед и стала на нашу сторону. Так что в этом плане я счастлив.
— А дети понимают, что их папа отличается от других людей?
— Младшему, Платоше, всего 8 месяцев. А старшему, Тимофею, два с половиной года. Пока он не понимает, что я не вижу, но знает, что игрушки мне нужно не показывать, а давать потрогать. Он уже вовсю разговаривает, и мы ведем серьезные мужские беседы. Может, вопрос того, что я чем-то отличаюсь, перед ним пока не вставал, потому что дома я прекрасно ориентируюсь. Могу гулять по комнате с малышом на руках и не бьюсь о стены. Тещу это периодически шокирует. Но я в принципе хорошо чувствую помещение. Вот мы сейчас сидим в кафе. Я здесь в первый раз, но представляю, как здесь организовано пространство. Дома же я могу сам почистить картошку, если нужно, приготовить еду или сделать другую домашнюю работу, помочь Ане.
— Виктор, несколько лет назад вы вели программу «Вопреки всему» и даже попали в «Книгу рекордов России» как первый в стране незрячий телеведущий. На мой взгляд, программа была одной из самых интересных на местном телевидении. Почему ее не стало?
— Это вопрос не ко мне. С тем периодом у меня связаны довольно противоречивые чувства. Работы было очень много, но часто самое, на мой взгляд, интересное оставалось за кадром. То ли из политкорректности к нам, инвалидам, то ли по другим, не ведомым мне причинам. А мне всегда хотелось дополнить историю от себя и рассказать людям то, что осталось за кадром. Зачастую оставались вещи неприглядные и неромантичные. Вот, к примеру, была у нас передача об Александре Миронове (поэт-инвалид без рук, стихи пишет ногой, живет в новочеркасском интернате). Он написал стихотворение о матери, которая его бросила. Через каких-то людей ее нашли, привезли в интернат. Мать приехала. И он попросил ее взять его домой, к ним в деревню, чтобы он увидел, как живет семья. А она не согласилась: ей перед людьми стыдно, что у нее сын таким родился... Я до сих пор общаюсь с Сашей, приезжаю к нему время от времени. Так вот, мы как-то говорили о том, что если бы она оставила его с детства в этой глухой деревне, то он жил бы там, как овощ. Ни образования не получил бы, ни воспитания. И стихи не писал бы. А тут он признанный поэт, друзья у него есть, поклонники. Такой сценарий судьбы для него точно лучший.
Все, что не убивает, делает нас сильнее
— Виктор, вспомнила, что несколько лет назад слышала от ваших менее удачливых коллег, о том, что вы играете на своей незрячести. И, будь вы без инвалидности, мало чего добились бы.
— Это привычная реакция. Если ты вылез из-под люка, всплыл, обязательно найдется человек, который будет переживать, что с ним не случилось то же самое. Вот и говорят. Я же не сто долларов, чтоб всем нравится? И потом, наверное, есть личная неприязнь. Так тоже бывает. Я принимаю это спокойно. Вот недавно в интернете кто-то написал, что, когда напиваюсь, у меня наступает прозрение. Что тут комментировать? Смешно.
— Знаю, что вы дружите с Домиником Джокером. И даже собирались вместе снимать клип. Как сложились ваши отношения?
— Человеческие — прекрасно. Мы общаемся, я бываю на концентрах Доминика. А что касается клипа, дело не пошло. Для того чтобы пробиться на поп-сцену, нужны огромные деньги. С шансоном все гораздо проще и дешевле. А начались наши отношения с того, что я был в Москве с сольным концертом. И перед этим написал несколько писем звездам с просьбой прийти и поддержать меня. Доминик Джокер откликнулся. Он очень простой и легкий в общении. Поэтому наши отношения сложились сразу. К тому же у него мощный положительный заряд. Я говорил, что это для меня на первом месте.
— Виктор, недавно я беседовала с путешественником на инвалидной коляске Игорем Скикевичем. И он говорил, что Таганрог — один из самых приспособленных для инвалидов городов России. А как обстоят дела на вашей родине, в Шахтах? Есть доступная среда?
— В Шахтах нет доступной среды даже для здоровых людей: там нет дорог. Это главное. Ростов в этом отношении тоже далеко не ушел. Идеально сделана для инвалидов только улица Береговая. Вот туда можно экскурсии водить, показывать, как должно быть. И если бы в Шахтах сделали хотя бы одну такую улицу, было бы прекрасно… Об инвалидах у нас стали говорить после Паралимпиады. Конечно, наши ребята молодцы, показали, на что они способны. Но кроме спортсменов у нас есть и творческие люди. Вот им раскрыться гораздо сложнее. Нам приходится выживать, тянуть на себе кучу проблем, доказывать, что мы тоже что-то умеем. Хотя, если с другой стороны посмотреть, в этом есть свои плюсы — все, что не убивает, делает нас сильнее. И я счастлив от того, что моя жизнь складывается именно так.
