На вопрос «почему» врачи говорят: «А зачем? В нашем округе такие давние военные традиции, а госпиталю с его героической историей дополнительная реклама просто не нужна».
Военная реформа, существенно сократившая состав армии в целом, не прошла и мимо военных госпиталей. В ростовском, к примеру, в 2009 году вместо трех кардиологических отделений осталось одно. Да и в том количество коек сократили с 90 до 30.
— Недостаточное число коек в отделении — наша самая насущная проблема, — говорит заведующий кардиологией Владимир Степанов. 30 коек на округ не обеспечивают потребности.
Согласен с заведующим другой доктор кардиологического отделения, один из старейших врачей госпиталя с 50-летним стажем работы Яков Иванович Григорьев:
— У нас сейчас и так лежит за 50 человек, мы вынуждены укорачивать койко-день, крутимся, как можем, больные обижаются. Я говорю больным — мы вас положили сюда не для того, чтобы проводить длительное лечение, а для того, чтобы исключить острые состояния и составить схему дальнейшего лечения. Инфарктных больных это, конечно, не касается. Их держим столько, сколько нужно.
Здание, в котором расположилось сегодня кардиологическое отделение, изначально было задумано, как кардиоцентр. В 2000-м году в нем находились 3 отделения с параллельной направленностью и кардио-реанимация. После реформы реанимации не стало.
— В случае необходимости сегодня посылаем пациентов в Москву. Если нарушение ритма — главный клинический госпиталь имени Бурденко, если каронарография и стентирование или аортокоронарное шунтирование — это госпиталь имени Вишневского — отмечает заведующий. — Все документы составляются официально и оперативно, и, надо сказать, никогда не бывает отказов в госпитализации. За прошлый год 48 человек мы направляли на лечение в Москву. Всех обследовали, а потом провели лечение.
«Спасибо, у нас все есть, кроме коек…»
Несмотря на сокращение штата, медикаменты и оборудование поступают в госпиталь своевременно. Здесь аппараты ИМРТ экспертного класса уже давно ни для кого не в диковинку. Успешно работает современный рентгенографический центр, а также есть возможность проводить ангиографию. Кроме того, существует отделение искусственной почки, которое функционирует согласно федеральной программе и является уникальным для нашего города в целом.
С особой гордостью Степанов рассказывает про ближайшие перспективы развития:
— Очень скоро мы сами сможем выполнять каронарографию — исследование сосудов сердца, почек, конечностей. Это исследование просто необходимо, чтобы определять проходимость сосудов и отвечать на вопрос, лечить лекарствами или хирургическим путем — ставить стент или же проводить аортокоронарное шунтирование. Мы уже можем говорить, что появление такого отделения — лишь вопрос времени.
Сегодня кардиологических больных округа лечат 3 врача-кардиолога (до реформы было 15). Владимир Степанов, впрочем, не унывает, говорит, что к новым условиям отделение уже приспособилось:
— Приходится более тщательно подходить к отбору пациентов, которые нуждаются в стационарном лечении, более широко использовать дневные стационары. Такие отделения есть в Ростове в поликлиниках на Болгарстрое и на Пушкинской. Старые взгляды на позицию лечения сегодня, я бы сказал, обновились. Цель стационара — не вылечить хронического больного, а правильно поставить диагноз, подобрать лечение, наблюдать больного в течение определенного времени. А не так, как раньше: мне нужно получить 10 капельниц, пролежать 21 день и уйти домой, а там будь что будет. Нет! Это позиция неправильная.
Пациенты госпиталя — это военнослужащие (солдаты и офицеры), а также пенсионеры и члены семей военнослужащих. Приоритет в госпитализации отдается военным. Говорят, что пробиться в стационар «с улицы» непросто. С уменьшением койко-мест уменьшилось и количество хозрасчетных больных — их просто некуда класть.
— Есть редкие периоды, когда у нас недозагрузка коек, и я тогда могу спланировать коммерческого больного, но если полная загрузка отделения и не реализованы все потребности военного контингента, ни о какой коммерции речи быть не может.
Сердце — это жизнь!
Владимир Степанов, заведующий кардиологическим отделением 1 602 окружного госпиталя, уже 27 лет работает в медицине. С детства он знал, что будет военным врачом. В 83-м году Степанов окончил медучилище в Чернобыле, а затем Винницкий медицинский институт. Сразу же оказался в рядах ВС. Был начальником медпункта полка, затем — терапевтического отделения, в 96-м прошел обучение в клинической ординатуре в Самаре, продолжил обучение в Санкт-Петербурге и сразу же с головой ушел в кардиологию. Увольнялся в запас в 2009 в звании подполковника, начальника одного из кардиологических отделений ростовского госпиталя, после реорганизации остался в госпитале в качестве начальника единственного кардиологического отделения.
— Почему кардиология? — говорит Степанов с улыбкой. — Никогда не хотел быть хирургом, у нас ведь все военные на курсе хотели быть военными хирургами, а я — никогда. Не люблю спешки, люблю подумать, экстренные ситуации не по мне. Терапию обожаю. Работая начальником терапевтического отделения в Майкопе в течение трех лет, я как-то больше сталкивался с кардиологическими больными, точнее — с проявлениями заболеваний, где в конечном итоге всегда будет страдать сердечно-сосудистая система. Ведь сердце — наиболее уязвимый орган, который страдает во всех заболеваниях — от простуды до онкологии. Поэтому внимание к сердцу и его проблемам не может быть переоценено. Любое заболевание сказывается на работе сердца и, как не банально это прозвучит, жизнь человека заканчивается всегда с последним ударом сердца, поэтому больше всего интересовало это направление. В него и ушел, о чем не жалею.
— Владимир Анатольевич, правда ли, что в последнее время сильно помолодели болезни, в том числе болезни сердца? Современные солдаты действительно более хилые, чем раньше?
— Я считаю, что основная масса солдат, которые поступают на лечение в наше отделение, страдают болезнью, связанной не только с физиологией. Просто нарушена адаптация — как физическая, так и морально-социальная, адаптация к новым условиям, к периоду военной службы. Молодой человек должен знать, зачем он идет в армию. Сейчас служат всего год! Таких условий, как созданы сейчас, не было в нашей стране никогда. Сейчас многие молодые люди поступают с диагнозом — нейроциркуляторная астения. По большому счету это и есть нарушение адаптации, то есть человек, который эмоционально неустойчив и недостаточно физически развит, естественно, неудовлетворен собой, плюс эмоциональная несогласованность с самим собой, плюс физическая хилость — приводят к разбалансировке в организме. А то, что «помолодели» некоторые заболевания, — это, скорее, следствие наших расширяющихся возможностей диагностики. Очень многие пороки сердца, которые не слышны ухом, которые не увидишь на изменениях кардиограммы, которые не дают никаких внешних проявлений, теперь обнаруживает УЗИ сердца.
Эффект placebo
В кардиологическом отделении работает один из старейших докторов госпиталя Яков Иванович Григорьев. Совсем скоро он будет отмечать 50-й (!) юбилей своей врачебной деятельности. Кардиолог с большой буквы, не представляющий своей жизни без работы, попал в ряды ВС по воле судьбы и отслужил 31 год. Закончив в 1963-м Ростовский медицинский институт, Яков Иванович должен был остаться работать в институте, но был призван в армию после военно-морской кафедры. Попал на северный флот, потом долгие годы провел в суровых морозах Забайкалья, где в корне изменил свое отношение к офицерам:
— Как врач, я добросовестно работал — нравилось, а вот, как офицер… увиливал от всего. У меня было такое впечатление, что офицер — это пьяница, гуляка и больше ничего… А потом Новочеркасскую дивизию перевели в Кяхту (Забайкалье), я увидел совсем других офицеров, которые в мороз жили в палатках и не жаловались. Один новосибирский журналист сказал, что в обществе служат только две группы людей — священники и офицеры, и я понял, что армия — это государствообразующий орган, без которого просто нельзя. Да, есть сложности везде, но это благородная профессия.
— Яков Иванович, в чем основная сложность работы врача-кардиолога?
— Основная проблема в медицине не диагностика, не лечение, а вера во врача — это признано во всем мире. Если мне больной верит и понимает, что я сделал назначения не для того, чтобы положить деньги себе в карман через аптеку, а на самом деле это нужно, то я быстрее добьюсь излечения. У нас был врач, который говорил студентам: Лекарство, назначенное мною, — обычная валерьянка поможет, а вами — не поможет, потому что это воздействие внушения! Плацебо-эффект. Многие просят: «Назначьте мне капельницу», я говорю: «Да она ж вам не поможет». «Нет, все равно назначьте»… Я назначаю. Почему? — если 100 процентам больным капать чистую воду, 10 процентам эта вода реально поможет, потому что они верили, что должно помочь. На лицо — плацебо-эффект. В медицине без этого нельзя.
— Вы столько лет работаете врачом! На пенсию не собираетесь, не хочется отдохнуть?
— Ни в коем случае! Я не знаю, что там делать — на этой пенсии! Когда мне больной говорит: «Я не работаю», очень подробно расспрашиваю: «Почему? У вас, что, дача? Внуки? Нет? Тогда скажите, чем вы занимаетесь целыми днями?» Я не могу понять! Я искренне говорю: не представляю себя вне работы.
